– Я т-только что чувствовала себя хорошо.

«Эй, разверни меня! Живо! – вопит Семиглазка. – Я не для того выложилась по полной, чтобы твой отец не восхитился моей силой и красотой. Положи меня глазами к нему!»

На лезвии, оказавшемся гладкой стороной кверху, выпячиваются, но никак не могут проступить и открыться глаза.

«Только не говори, что ты меня вымотала, чтобы покрасоваться перед ним», – голова невыносимо тяжёлая, опускается всё ниже, и отец присаживается рядом, позволяя уткнуться ему в плечо.

«Ну конечно, а ты как думала? – Семиглазка начинает подпрыгивать, смещаться поближе к отцу. – Ну дай же мне на него посмотреть, он такой краси-и-ивый».

– Слушай, – дёргаю отца за рубашку. – Ты когда её на ночь к себе возьмёшь – повесь напротив кровати, чтобы могла всю ночь на тебя любоваться.

От воодушевления Семиглазка подскакивает сантиметров на десять и почти переворачивается: «А можно? А так можно? Я хочу-хочу-хочу!»

– Может, её и в ванную с собой взять? – насмешливо предлагает отец, помогая мне подняться.

Неохотно тяну за собой эту… любительницу мудаковатых блондинистых менталистов с патологической любовью командовать. Семиглазка разворачивается в руке и выпучивает глаза: «Хочу с ним в ванну».

– Она принимает твоё предложение, – хочу отстраниться, но голова идёт кругом, приходится опираться на отца.

– Хм, признаться, я крайне смущён таким вниманием, – он мимо неподвижных зверей ведёт меня к уцелевшей после тренировок лестнице. – И с прискорбием вынужден сообщить, что мои моральные нормы не позволят обнажаться при постороннем существе женского пола.

«Зачем нам нормы?!» – сокрушённо вопит Семиглазка, норовя завалиться поближе к нему.

По мне так отец и моральные нормы – вещи несовместимые, и нормы у него скорее аморальные.

– Но спать возьму к себе. За ширму, разумеется, – продолжает отец вроде совершенно серьёзно.

«Зачем нам ширма-а? – из глаз косы неожиданно проливаются слёзы. – За ней же ничего не видно…»

Какая трагедия! Жаль, нельзя оставить Семиглазку отцу и сбежать: кажется, она была бы ему лучшей помощницей, чем я… эх, мечты-мечты.

Королевский дворец Озарана – Инклестин

Четыре дня король Элемарр не спускается в подземелье со Звёздной комнатой, а на пятый, когда встреча становится неизбежной, вдруг понимает, что боится. Страх впивается в сердце, онемением пробирается в мышцы, и на тёмной лестнице вниз король останавливается.

Переводит дыхание.

Пытается понять, что ждёт его там, внизу: покорный сын или полный безумец.

«Как всё некстати», – король Элемарр запускает пальцы в белые волосы, стискивает их, пытаясь собраться – последнее время у него так мало сил, его словно выгрызают изнутри, и сон не идёт, и приходится заставлять себя есть. Если бы магия не питала драконье тело, если бы не природная выносливость, Элемарр бы слёг, истощился, потерял себя.

Но король Элемарр – дракон правящего рода, и он давит разросшийся в сердце страх, заставляет ноги спускаться во тьму узилища, а лицо – за безразличием прятать раздирающие его чувства.

Нежеланная, пугающая встреча с Сараном неотвратима: имперцы перенесли отбор, и уже завтра надо явиться в Академию с родовым артефактом и женихом, в каком бы состоянии он ни был.

Перед дверями в тюремный зал король Элемарр позволяет себе ещё одну передышку. Набравшись смелости, запускает механизм замка.

Едва уловимо шуршат шестерёнки, и вот чёрная, будто усыпанная звёздами дверь медленно отворяется.

Вздохнув, король шагает в сумрак камеры.

Саран сидит у стены, склонив голову на сложенные на коленях руки. В последний момент король Элемарр замечает миску с нетронутым мясным пюре и перешагивает её. Отчаяние, сквозящее в позе Сарана, даёт королю небольшую надежду на то, что удастся договориться.

Договориться – король Элемарр согласен даже на это, а не только на безоговорочное подчинение сына.

– У меня для тебя отличная новость, – Элемарр останавливается в трёх шагах от Сарана, не решаясь подойти ближе.

Тот неохотно поднимает голову. Его роскошные белые волосы висят, точно пакля, на бледном лице ярко выделяются потемневшие глаза. Мелкие блики в них придают им сходство с чёрными звёздными стенами. Король Элемарр отступает на шаг, ужасом во всём его теле отдаётся мысль: что, если Саран обезумел, и рассудок никогда к нему не вернётся? Как тогда управлять им, как добиться от него продолжения рода?

– Завтра родовой артефакт найдёт тебе избранную, – король Элемарр произносит это уверенно, хотя знает, что после двух неудачных отборов… всё очень плохо для них: если и после третей попытки у Сарана не появится избранная, он потеряет право наследовать престол, и тогда всласть их рода над Озараном пошатнётся.

Тогда королю придётся убить жену Инрризу, исчерпавшую возможности к рождению детей, ведь только после смерти избранной артефакт выберет и усилит следующую – это их плата за невероятную магическую силу, за звание правящих: два-три ребёнка предел для такой пары. А убить избранную – всё равно, что отрезать руку или вырвать сердце. Пусть она не истинная пара, но всё равно это слишком больно, почти невыносимо.

Пересохшие губы Сарана медленно двигаются:

– Я… здесь… так долго?

– Отбор перенесли, – милостиво отзывается король Элемарр. – Аранские уверены, что Культ готовит на ваши с Арендаром отборы какую-нибудь гадость, поэтому хотят провернуть всё раньше и без обычной торжественности.

Дракон, лишившийся избранной, должен радоваться возможности заполнить эту пустоту в сердце и душе, но Саран к известию о подарке судьбы равнодушен. В его остекленевших глазах не меняется ничего. И король со всё большей тревогой ожидает ответа.

– Не пойду, – Саран опускает всклокоченную голову на руки.

– Ты хочешь, чтобы я тащил тебя на отбор в цепях?

– Если ты так решил, ты это сделаешь, – голос Сарана глух и безразличен, – делай, что хочешь, а сам я не пойду.

Гнева перекашивает лицо короля Элемарра. Он задерживает дыхание, чтобы не закричать, стискивает кулаки, чтобы не ударить. «Это бесполезно, – повторяет про себя. – Криками и побоями я сейчас лишь покажу своё бессилие». Король Элемарр судорожно выдыхает. Презрительно выговаривает:

– Значит, на отбор ты отправишься в цепях.

Развернувшись к Сарану спиной, шагая к двери, он чутко прислушивается, ожидая нападения. Уловив колебание воздуха, отскакивает, ударяя наотмашь. Сарана отбрасывает, он со скрежетом тормозит когтями об пол, скалится. Теперь король Элемарр выходит спиной вперёд, не отводя взгляда от его безумных глаз.

И даже заперев дверь Элемарр не выдыхает с облегчением.