– Легко быть такой сволочью, когда бессмертен! – со злостью сверкая раскрасневшимися, но все еще сухими глазами, прошипела Ринва. – Сам-то в бою вона как пострадал, а щас, как новенький… ни царапинки!

– Ты знала, куда и с кем идешь! Сама в этот поход вызвалась. Никто тебя к моей компании не принуждал, – мгновенно нашел, что сказать, Дарк. – А насчет бессмертия ты ошибаешься. Вы, люди, всего однажды умираете, а я уже трижды мертвяком становился, да воскресал. Даже и не знаю, что болезненней, уход иль возвращение к жизни? Ты, плакса предыстеричная, и представить себе не можешь, как тяжко крест мук телесных и потерь душевных на плечах нести! Так что попусту не трепись и язычок свой раздвоенный, змеиный, в пасти попридержи! Нечего без дела на всю округу ядом гадючьим брызгать!

Подбодрив спутницу цинизмом и грубостью, Аламез поправил немного съехавшую с плеча котомку и, ничуть не испытывая сожалений ни по поводу формы, ни содержания того, что наговорил, направился к отверстию в стене. Он был абсолютно уверен, что Ринва незамедлительно отправится за ним следом, потому что, во-первых, обратно пути уже не было, а во-вторых, ненависть, как никакое другое чувство, побуждает к действию и искореняет из души навеянное печалью бессилие. Главное, что он добился своего, вернул разведчицу в строй их ставшего еще меньше отряда, а насчет того, что девушка стала его еще больше ненавидеть, Дарк ничуть не горевал, ведь в свете того, что ему перед смертью поведал Крамберг, это было совершенно не важно. Как говорится: «Лишившись головы, по волосам не плачут!» Глупо бояться испортить отношения с той, кто получил приказ тебя убить и лишь поджидает удобного момента; момента, когда твоя помощь уже не понадобится.

* * *

Ошибаться не страшно, страшно всегда оказываться правым в худших подозрениях. Похоже, именно этим даром предвидения Аламез и обладал. Он еще в самом начале странствия по мрачному подземелью чувствовал, что разведчики что-то затевали за его спиной, но не торопился принимать мер, отчасти мучаясь сомнениями, отчасти потому, что прекрасно понимал – пока они не справятся с заданием, ему ничего не грозит. Ведь он являлся не чем иным, как теми самыми «руками», которыми герканская разведка в лице фон Кервица хотела «загрести жар из печи», то есть сделать самую неблагодарную, грязную работу.

Впрочем, чутье не подводило моррона и в незначительных, никак не влияющих на исход дела пустяках. Так, например, он практически безошибочно предвидел поведение големов, на время исчезнувших из поля зрения спутников и терпеливо поджидавших их по другую сторону стены. Трое истуканов стояли неподвижно, положив молоты на свои широкие плечи, и, как казалось, магическая сила, приводившая их в движение, уже покинула необычайно крепкие и быстрые неживые тела. Когда Аламез с трудом протиснулся в получившийся все-таки узковатым и низеньким пролом, то ни одно из наделенных на время духом изваяний не только не пошелохнулось, но даже не повело грубовато выполненными бровями и не повернуло в его сторону головы. Однако стоило лишь из дыры в стене выпорхнуть изящной фигурке Ринвы, как статуи мгновенно ожили и, войдя в брешь, перекрыли проход своими, вновь застывшими без движения телами. Таким образом, прибытия врагов со стороны махаканского подземелья уже можно было не опасаться. Если обнаружившие бойню на кордоне вампиры отправили бы за ними в погоню целый отряд солдат, то пограничный рубеж все равно вряд ли бы кто прошел. Жаль только, что настоящая опасность грозила путникам впереди, а не со спины и что Великий Горн почему-то не захотел, а быть может, просто оказался не в состоянии усилить их смехотворно малый отряд такими отменными бойцами.

К сожалению, слишком многое в жизни приходится воспринимать как данность, как жесткий, непоколебимый факт, перед которым тебя ставят обстоятельства или раскапризничавшаяся со скуки судьба. Не в силах упросить подземное божество отправить троицу непобедимых молотобойцев с ними, Аламез сделал единственное, что ему осталось. Он решил продолжить путь, рассчитывая исключительно на собственные силы да на помощь разведчицы, как поступить с которой он пока не решил. С одной стороны, в бою девица пока что могла пригодиться, тем более что она неплохо зарекомендовала себя в схватке с вампирами и убить ее прямо сейчас было бы в высшей степени неразумно; ну а с другой стороны, как известно, «чужая душа – потемки». Дарк не взялся бы предугадать, в какой именно момент Ринва решит, что справится дальше сама и предательски вонзит ему кинжал в спину. Поступки самонадеянных трусов трудно предсказуемы. Они то спешат, переоценивая собственные силы и натягивая на уши шапку, которая им явно «не по голове», то медлят до последнего, ожидая встречи с врагами там, где противников уже давным-давно нет. Люди этого типа опасны, будь они хоть врагом, хоть союзником. Эту гремучую смесь дурных человеческих черт можно смело охарактеризовать, как «союз сумасбродной воды и придурковатого пламени», ибо находящиеся с ними рядом никогда точно не знают, что случится в следующий миг: окатит ли их с головы до ног кипятком или потравит клубами едкого дыма.

Дарк не знал, как лучше поступить, и времени на раздумье не было, поскольку само бездействие уже являлось одним из двух возможных вариантов действия. В конце концов, он нашел хоть и не оптимальный, но вполне сносный компромисс, отложив принятие окончательного решения до первого боя.

Пока что путников ожидала дорога, неизвестно, долгая или нет, но унылая, проходящая среди скал и мало чем отличающаяся от того пути, которым они промчались в карете до перекрывшей проход стены. Она была столь же добротно вымощена, столь же скучно освещена и безлюдна. По крайней мере, на протяжении первых ста пятидесяти-двухсот шагов, которые спутники прошли рядом, не только храня гробовое молчание да избегая смотреть друг на друга, но и опасаясь обогнать компаньона и тем самым подставить ему под недобрый взгляд, а возможно, и коварный удар спину.

Когда недругов объединяет общее дело, то рано или поздно, но всегда наступает момент, вынуждающий их общаться. Малейшее изменение ситуации навязывает им разговор и заставляет на краткое время позабыть о распрях и взаимной неприязни. Не стала исключением и эта дорога, хоть и безлюдная, но вовсе не безопасная, как первые двести шагов обоим казалось.

Внезапно Дарк остановился и завертел головой, то направо, то налево, чем весьма шокировал остановившуюся по его примеру спутницу.

– Шея, что ль, затекла? – через пару секунд хмыкнула Ринва, честно искавшая, но так и не обнаружившая иного объяснения странному поведению напарника. – Ладонями лучше разомни, быстрее боль пройдет!

– Глянь на фонари! Ничего необычного не замечаешь?! – шепотом, но настойчиво потребовал Дарк, продолжавший переводить взгляд из стороны в сторону и сам не двигающийся с места.

– Да вроде бы нет, – пожав плечами, удивленно ответила Ринва, но затем быстро изменила мнение. – Хотя постой, вон эта пара столбов немного необычная… Чем-то отличаются от остальных, но вот только чем именно?

Для освещения дороги по обочине с обеих сторон вампиры установили деревянные столбы с закрепленными наверху фонарями; установили довольно часто, с интервалом в двадцать шагов, но вот только зажигали далеко не все, а не более трети, отчего в округе и царил гнетущий полумрак. Пара столбов с потушенными фонарями, привлекшая внимание Дарка, была немного особенной, что, впрочем, далеко не сразу бросалось в глаза. Фонарные опоры были чуть толще, чем остальные, и казались уж слишком идеальными: чересчур ровными и, как говорится, «без сучка и задоринки». Что касалось самих фонарей, то они были обычными, ничем не отличающимися от остальных, но вот находившиеся внутри них фитили почему-то медленно, едва заметно глазу поворачивались вокруг своей оси и изредка, раза два-три в минуту, не чаще, по ним пробегали небольшие красные всполохи. Подозрительным показалось моррону и то обстоятельство, что верхушки столбов были соединены тонкой, практически незаметной стальной нитью, которая также тянулась от каждого фонаря к скалам.