…Идет бычок, качается…

Человек присел и встал…

…Вздыхает на ходу…

Шумно выдохнул, и в ночной тишине, внезапной, Женька услышала этот выдох.

…Вот досочка кончается…

Он скрылся в развалинах усадьбы. Женька видела стену, и вторую, полуобвалившуюся, и пустоту между ними, и черноту, которая поглотила человека.

Нет, он не призрак.

Он… кто?

Тот, у кого своя тайна имеется. И надо полагать, страшная…

– Нехорошо за приличными людями следить, – раздался над ухом знакомый голос. – У людей, между прочим, своя жизнь имеется. Частная.

– Я…

– Сиди, – Игорек возвышался, в темноте, озаренный зыбким светом луны, он выглядел почти грозно. И пистолет в руке посверкивал металлом. – Это хорошо, что вы сами пришли… это правильно… он обрадуется.

– Кто?

– Увидишь. Эй, Вовчик… – Игорек сделал шаг и, вцепившись в воротник Женькиной кофты, дернул. – Выходи, Вовчик, а не то пристрелю ее…

Ствол уперся в висок. Холодный какой…

…И не страшно. Должно бы, но слишком многое случилось за сегодняшний день, чтобы у Женьки остались силы бояться. Напротив, ее душил смех.

Тихая деревенька.

Мирная.

Отсидеться… а у них тут призраки с пистолетами. И еще убийца. Князья эти… пожары…

– Считаю до пяти. Раз…

…Вовка не отзовется. Если он рядом, то… то пускай притворится, что его нет, а то ведь убьют. Женька знала это, но не знала, откуда знает. И запуталась во всем окончательно. Она стояла, стараясь не расхохотаться… а от Игорька пахло спиртом, но запах исходил от одежды, он – часть его маски.

Все носят маски.

Драгоценный… Сигизмунд… Игорек вот. И наверное, сама Женька тоже. Она притворялась милой девочкой, студенткой в поиске личного счастья, а на самом деле ей просто страшно было жить самой, вот и позволила драгоценному перекроить все по собственному интересу.

Разве не видела, что он творит? Видела. И находила причины отвернуться. Не стало подруг? Плохими они были подругами, завистливыми. Друзей? Она, Женька, почти замужняя женщина, так о каких друзьях в принципе речь идти может? Не стало времени на родителей… и на саму себя, настоящую?

Ничего.

Это ведь жизнь. И теперь она кажется потерянным временем. Пистолет у виска заставляет как-то быстро переоценить и прошлое, и настоящее…

– Три…

Игорь считал медленно. А ведь нервничает, психует почти, и рука с пистолетом подрагивает. Тяжелый, должно быть. Конечно, тяжелый. Драгоценный с газовым, полученным через знакомых, долго носился, разбирал, собирал, смазывал… и Женьке давал потрогать.

Газовый – это еще не настоящий.

А у Игорька какой?

– Четыре…

– Он не выйдет, – сказала Женька очень громко, надеясь, что Вовка услышит.

Нельзя выходить. Застрелит ведь. А Вовка хороший… он внук бабы Гали, и дело не в том, что у нее ирисы чудесные, а в том, что это Вовка их присылал. И служил. И вернулся. И у него свой бизнес, а еще свои кошмары, с которыми он научился справляться.

– Я пристрелю ее, слышишь? – Игорек ткнул пистолетом в темноту, а потом в Женькину шею, которая от тычка заныла. – Пристрелю и…

– Хотел бы, – проворчала Женька, не пробуя выкрутиться, – уже пристрелил бы…

Наверное, глупо злить того, у кого оружие, но то иррациональное знание, которое подсказало, что Вовку действительно убьют, теперь утверждало, что самой Женьке ничего не угрожает…

Во всяком случае, пока.

И Женька надеялась, что это «пока» продлится достаточно, чтобы ее спасли.

– Заткнись, падла, – Игорек пнул ее в голень, и пинок получился донельзя болезненным. Женька стиснула зубы, чтобы не заорать. Не время. Не сейчас.

Пусть пистолет уберет, и тогда…

…А если Вовка и вправду ушел?

Совсем ушел? Привел ее сюда и бросил? Дурная шутка… нет, он, конечно, не похож на шутника, но Женьке ли не знать, сколь часто люди не похожи на тех, кем являются?

– Вовка! Ты меня слышишь? Я пристрелю твою подружку… считаю до десяти…

– Игоречек, – этот голос раздался где-то за спиной, и Женька попробовала дернуться, но была остановлена. Рука Игорька вцепилась ей в волосы, и тот прошипел:

– Смирно стой!

– Игоречек, ну зачем ты так, с женщинами надо ласково… аккуратно… как твой братец…

Владлен Михайлович, прищурившись, вглядывался в темноту.

А Вовка… Вовка где?

…Или он с ними?

Привел и исчез… нет, не с ними, потому что иначе не стал бы Игорек требовать, чтобы Вовка вышел… и с пистолетом… просто неудачно получилась… игра в прятки. И Женька очень-очень надеялась, что Вовку не найдут, потому что тогда у нее самой будет шанс.

– Ушел, стервец, – с непонятным восхищением произнес Владлен Михайлович. – Все-таки умения не пропьешь… веди ее вниз…

Вниз.

В глубь усадьбы, за преграду из почерневшей стены, от которой все еще неуловимо тянет пожарищем и, пожалуй, свежим строительным раствором…

– Жаль, что ты не уехала, девочка, – задумчиво произнес Владлен Михайлович, опускаясь на четвереньки. Он и сейчас выглядел милым, добрым дедушкой.

Спортивный костюм с лампасами, клетчатая рубашка и галстук, который выглядывает из кармана. Запах бальзама после бритья и туалетной воды… и руки, которые шарят по полу. Владлен Михайлович бормочет что-то, а что – не разобрать. Игорек приплясывает от нетерпения.

– Тебя он мне отдаст, – доверительно говорит он, поглаживая пистолетом Женькину шею. – Потом… когда все закончится… он обещал, что мне отдаст.

– Кто?

– Ах, Женечка, слышали поговорку про то, что любопытство сгубило кошку? – Владлен Михайлович вытер руки платком и поднялся. А плита в полу сдвинулась, обнажая черный зев подземного хода. – Что ж вам спокойно-то не сиделось? Ходите, ходите, нос свой любопытный суете куда не надобно. А потом удивляетесь, как вышло так, что нос этот прищемили…

Он отступил от дыры, запрокинул голову, разглядывая скособоченную луну…

…Вовка вернется. Спасет… поможет…

– Это вы подожгли музей?

– Музей? Ах да… музей… нет, не я. Вы спускайтесь, деточка, внизу поговорим…

Спускаться приходилось в темноте, нащупывая ступеньки ногами. Раз и два… и три… и четыре… и на десятой Женька сбилась, потому что Игорек ткнул ей пистолетом в спину, сказав громко:

– Бах!

И голос его отразился от стен.

Женька дернулась, едва не упав… не позволили. Удержали…