– Вина? – предложил Вар.

– Разве что маленький кубок. Я пока не завершил своих сегодняшних дел.

– Аристид, позаботься о госте.

Произнеся тост за здоровье императора, они недолго поговорили о том о сем. Вар спросил у Тулла, как обстоят дела в его центурии, доволен ли он, как прошло лето, и готов ли к обратному маршу в Ветеру.

В любой другой день Тулл чувствовал бы себя неловко в присутствии наместника, что тогда говорить про сегодняшний! На вопросы Вара он отвечал односложно, и разговор вскоре сам собой иссяк.

– Вот уж не думал, что ты пришел обменяться со мной любезностями, – тон Вара был шутливым и вместе с тем жестким.

Центурион прочистил горло и постарался успокоиться.

– Нет, наместник. Я пришел к тебе поговорить об Арминии.

Вар смерил его удивленный взглядом.

– Об Арминии? А что с ним не так?

У Тулла было ощущение, будто он замер на краю обрыва. Но назад дороги нет, если только он что-то срочно не придумает. Увы, в голове у него не нашлось ни одной подходящей мысли.

– Меня вот уже некоторое время мучают подозрения, – признался он.

– Отлично помню, – ответил Вар. – Его воины показались тебе слишком кровожадными.

– Верно, – согласился Тулл. – Несколько дней назад я отправил тебе письмо, в котором изложил мои сомнения.

– Я не получал никакого письма.

Тулл растерянно заморгал. «Ну и болван же этот писарь! Неужели он не подумал, что я проверю, выполнил ли он мою просьбу?»

– Это довольно странно. Позволь, я тебе все объясню. – Не обращая внимания на недовольный взгляд Вара, Тулл продолжил: – Ничего такого, что однозначно указывало бы на его вероломство, нет – взгляд здесь, слово там… Но мне он представляется слишком радушным, слишком добросердечным к нам, римлянам. Пусть Арминий и всадник, но он все же варвар. Стоит взглянуть на него, когда он со своими воинами, и видишь, что это совсем другой человек, нежели с нами.

Вар поднял руку, останавливая его.

– Выкладывай, что ты хочешь сказать.

От волнения у Тулла пересохло во рту. Может, его попытка и окажется тщетной, но он все-таки выскажется. И центурион поведал все, что знал. Вар слушал его молча, поджав губы.

– У тебя все? – спросил он, когда рассказ был окончен.

– Да, господин наместник. – Тулл смело выдержал взгляд Вара.

– Твоя храбрость похвальна, – произнес тот ледяным тоном. – Ты входишь ко мне, пользуешься моим гостеприимством, пьешь мое вино – и после этого имеешь наглость выдвигать необоснованные обвинения в адрес моего друга, того, кто верой и правдой служит императору. Пытаешься убедить меня в том, что Арминий не только предатель, но и враг, который замыслил уничтожить мою армию!

– Я всегда служил империи, и только ей, – возразил Тулл.

– Арминий вне подозрений! Ему благоволит сам Август! – сердито воскликнул Вар, вспыхивая гневом. – Или ты усомнился во мнении самого императора?

– Разумеется, нет, – ответил Тулл, окончательно поняв, что лишь напрасно потерял время.

– Будь у тебя хотя бы одна улика, я, возможно, выслушал бы тебя, но ты пришел ко мне с пустыми руками. Ни с чем! – выкрикнул Вар, указывая на дверь. – Уходи, пока я не вышел из себя.

– Слушаюсь!

Ощущая собственное бессилие, злясь на себя и на весь мир, Тулл встал и отдал салют. Он уже почти подошел к двери, когда Вар окликнул его:

– Центурион!

– Слушаю тебя, наместник.

– Поскольку до сегодняшнего дня твой послужной список был безупречен, я сделаю вид, что этой встречи не было. В свою очередь, ты никому не станешь рассказывать об этом нашем разговоре и об Арминии. Ты меня понял?

– Понял, – ответил Тулл, а про себя добавил: «Ну, пусть только попадется мне на глаза этот писарь! Сразу получит хороший пинок!»

Вар больше ничего не добавил, лишь жестом дал понять, что разговор окончен. Выйдя из претория, Тулл уныло зашагал к своей палатке. Утешало лишь то, что в звании его не понизят и не накажут. Впрочем, утешение было слабым – во рту по-прежнему оставался кислый привкус, а на сердце осталась горечь. Арминий был выше всех и всяческих подозрений. Туллу оставалось лишь наблюдать и ждать. А также молиться, чтобы его внутренний голос ошибся.

Последующие теплые летние дни он провел в трудах и заботах, готовя когорту к предстоящему марш-броску на сотню миль на запад, назад в Ветеру. На каждого солдата следовало запастись определенным количеством зерна и мяса, что означало вечные споры с квартирмейстерами. Каждый из них как будто затем появился на свет, чтобы отказывать другим в питании и прочих необходимых вещах. Надо было также уточнить число заболевших солдат или тех, что получили травмы. Эта работа шла ежедневно. Мест для них на грузовых подводах катастрофически не хватало. Никто из центурионов не хотел, чтобы его солдаты тащили на себе больных товарищей до самой Ветеры.

Вечно приходилось проверять не одно, так другое, дабы убедиться, что снаряжение каждого солдата в полном порядке. Особое внимание Тулл уделял сандалиям легионеров и железным гвоздям на их подметках. Солдаты не спешили заменять их вовремя, так как замена эта оплачивалась из их собственного кошелька. Зная об этом, Тулл каждые два дня до начала длинного марша лично проверял обувь своих подчиненных.

Шанс найти тощего писаря, которому он заплатил, чтобы тот вручил письмо Вару, ему так и подвернулся. Впрочем, какая разница? Вар его выслушал, однако отмахнулся от его слов. Несмотря на свою занятость, Тулл старался быть в курсе последних слухов, особенно в том, что касалось Арминия. Если тот действительно что-то замыслил, то уж очень ловко скрывает свои намерения. По словам старшего центуриона когорты, чьи палатки стояли рядом с палатками его ауксилариев, те выполняли лишь свои обычные ежедневные обязанности и, как и все остальные в лагере, готовились к долгому маршу назад в Ветеру.

В принципе слова Дегмара могли быть вызваны его обидой на то, что херуски не водили с ним дружбы – новый слуга не смог раздобыть никаких новых сведений, – но и это могло иметь самое простое объяснение. Например, то, что Дегмар и сам был не слишком общителен, или то, что он не был херуском.

В любом случае размышлять некогда. А размышлять есть над чем… Что случилось с его письмом к Вару? Почему наместник не желает слышать даже слова против Арминия? Почему среди варваров нет и намека на недовольство? Что, если Дегмар подслушал пустую болтовню, а Сегест нарочно пытался очернить Арминия в глазах Вара?

Каждый вечер, падая с ног от усталости, Тулл проваливался в глубокий, тяжелый сон. Разбуженный спозаранку горнами, он брался за очередные горы дел, которым, казалось, не будет конца. Возможность задуматься об Арминии подвернулась ему лишь в самый последний вечер, накануне марша легионов домой, назад из Порта Вестфалика. Зная, что в самый последний момент легионы остановит лишь чудо, Тулл почувствовал, как в нем с новой силой шевельнулось нехорошее предчувствие. Если что-то и произойдет, то в ближайшие несколько дней.