Если бы Стентон принудил Наташу к близости, все было бы поправимо. Но она отдалась ему сама, и Павел подозревал, что ею двигало не только одно желание заполучить письмо. Она хотела побывать в объятиях Стентона, и она в них побывала. И после этого она еще смеет рассчитывать, что он, Павел Ковров, захочет иметь с ней серьезные отношения! По мнению Павла, это было просто возмутительное нахальство, за которое Наташу следовало хорошенько проучить.

Вылив в бокал остатки шампанского, Павел с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Пожалуй, ему следует пойти к Куракину и, если тот ничем не занят, продолжить пировать в его компании. Завтра он снова вернется к делам, а сегодня у него праздник, и он будет пить до тех пор, пока у него не начнут заплетаться язык и ноги. А Наташа пусть сидит одна в своей комнате и продолжает оплакивать собственную дурость, из-за которой она потеряла человека, любившего ее до самозабвения и потери гордости: самый достойный удел для жалкой гусыни!

Глава 28

– Дорогая Натали, вы просто необыкновенная женщина. Еще сегодня утром вы были подобны поникшему цветку, а сейчас выглядите румяной и свежей, как садовая роза. Ну что ж, я очень рад, что вы так быстро оправились от каверзного подарка судьбы. По крайней мере, это избавляет меня от угрызений совести, которая, признаться, уже начинала меня мучить.

Проигнорировав колкое высказывание Павла, Наташа набросила на плечи тонкую кружевную накидку и направилась к дверям. Они собирались ехать в театр, и Наташа приложила все усилия, чтобы выглядеть достойно – назло предателю-компаньону, а также для того, чтобы снова обрести уверенность в своей женской силе и привлекательности. Платье из красно-коричневого шелка, отделанное на рукавах и по низу юбки крохотными розочками с травянисто-зелеными листочками, идеально подходило к типу ее внешности. Волосы Наташа уложила в свою излюбленную прическу, которую не делала уже давно – изящную круглую ракушку, украсив ее двумя черепаховыми гребнями. Бежевые перчатки выше локтей и накидка в тон платью дополняли наряд.

А вот дорогих украшений Наташа сегодня не надела – только скромные сережки и золотую цепочку с медальоном. Этот самый медальон и послужил поводом для новых нападок Павла.

– Должен заметить, что вы выглядите сегодня необычайно элегантно, – проговорил он, когда они начали спускаться по лестнице. – Только я не понимаю, почему вы не надели бриллиантов? На мой взгляд, они были бы более уместны с этим роскошным нарядом, нежели скромный медальон. – Он секунду помолчал и, так как Наташа ничего не ответила, продолжал: – Бьюсь об заклад, что внутри этого медальона спрятан портрет вашего покойного супруга. Как трогательно… и как глупо! Перед кем вы пытаетесь показать, что до сих пор…

Он замолчал, потому что Наташа резко остановилась и повернулась к нему лицом.

– Вы, я вижу, никак не уйметесь, – с презрением проговорила она. И неожиданно рассмеявшись, с насмешливым сожалением прибавила: – Бедный молодой человек! Как же он измучился от ревности и уязвленного самолюбия! Уж, кажется, после вчерашнего он должен был успокоиться, а он все продолжает бушевать!

Павел просто позеленел от бешенства и досады. У него было такое ощущение, словно ему только что залепили пощечину. Самым же обидным было то, что Наташа попала в точку: он действительно никак не мог уняться. Ему хотелось без конца поддевать Наташу, говорить ей всякие колкости и обидные вещи. И лишь сейчас он осознал, что рискует сделаться смешным в ее глазах, если не возьмет себя в руки.

– Не принимайте желаемое за действительность, – пренебрежительно бросил он. – Те времена, когда вам удавалось задеть мое самолюбие, безвозвратно прошли.

Наташа не сочла нужным отвечать и лишь состроила презрительную гримасу. В полном молчании они продолжили спуск и вскоре оказались во дворе. Почти тотчас к крыльцу подъехала карета, однако не успели Наташа и Павел сесть в нее, как наперерез им бросилась женщина в траурном платье, с вуалью на шляпке. Остановившись в двух шагах от них, женщина порывистым движением отбросила с лица вуаль, и Наташа, к своему ужасу и смятению, узнала Анриэтту де Грансе.

– Не ожидали увидеть меня здесь, прекрасные господа? – с ехидством спросила маркиза, и по ее голосу, а также блуждающему, мутноватому взгляду Наташа определила, что она пьяна. – Ну, понятно, не ожидали! – утвердительно повторила Анриэтта, окинув их обоих внимательным, злобно-прищуренным взглядом. – Судя по вашим лицам, вы уже и думать забыли о Люсьене де Бомоне, погибшем во цвете лет по вашей вине!

– Сударыня, – сухо произнес Павел, – поверьте, мы с графиней очень сочувствуем вашему горю, но это совсем не означает, что мы собираемся выслушивать несправедливые обвинения. Уверяю вас…

– Несправедливые обвинения?! – возмущенно перебила его маркиза. – Да ведь это вы, князь Павел Ковров, являетесь главным виновником гибели моего брата! Если бы вы не вмешались в его дела, ничего ужасного не случилось бы!

– Конечно, не случилось бы, – спокойно отозвался Павел. – Если бы ваш брат не состоял в тайной организации заговорщиков, не занимался недозволенными делами и не охотился за тем, что ему не принадлежит. – Он выразительно посмотрел на стоявшую перед ним женщину. – К сожалению, месье де Бомон не вел себя столь благоразумно, поэтому его жизнь и оборвалась самым трагическим образом. И я – а тем более, графиня Струйская – здесь совершенно ни при чем.

Анриэтта де Грансе сверлила его пылающим взглядом, потом подошла к нему совсем близко и, понизив голос, злобно зашипела:

– Вы думаете, я ничего не знаю, да? Ошибаетесь, сударь! Мой брат посвящал меня во все свои дела, и мне прекрасно известно, с какой целью вы явились в Париж! И вы, и Люсьен с его друзьями хотели завладеть одной и той же вещью, и вот вы стоите передо мной, живой и невредимый, а мой бедный брат с этого дня покоится в холодной земле!

– Так не я же отправил его на тот свет! – с закипающим раздражением процедил Павел. – Если вам все так хорошо известно, то должно быть известно и то, кто его убил.

Маркиза рассмеялась истеричным, беззвучным смехом.

– О да, я знаю, что это не вы всадили пулю ему в грудь. И я еще рассчитаюсь с тем негодяем, клянусь своей родовой честью!.. И все равно, Люсьена погубили именно вы! – Она вперила в Павла обвиняющий, полный горячей ненависти взгляд. – Он все рассчитал: и как завладеть нужной ему вещью, и как выйти при этом сухим из воды. А вы вмешались и разрушили все его планы. Больше того, вы навлекли на Люсьена подозрения властей, вынуждая его затаиться и отказаться от своих замыслов. Но именно это и толкнуло его на безрассудные действия! Он понял, что все рушится, и повел себя как безумец. А кто, скажите на милость, во всем этом виноват?

– Довольно, сударыня, – решительно оборвал ее Павел. – Вы уже сказали все, что хотели, и выслушивать ваши рассуждения по второму кругу у меня нет ни желания, ни времени.

С этими словами он взял Наташу за руку и подвел к карете, описав вокруг неуемной маркизы широкий полукруг.

– Не надейтесь, что я смирюсь с происшедшим или струшу! – прошипела ему в спину Анриэтта. Затем она опустила на лицо вуаль и быстро направилась к экипажу, ожидавшему ее за воротами посольства.