С деревянных мостков в ледяную воду чаши, осенив себя знаком богинь, нырнул мужчина в белой льняной рубахе. Раздались возгласы одобрения. Снова зазвенел трамвай, вагон вновь отправился по маршруту. На подножках толкались мальчишки. Теперь пахло сладостями: мочеными яблоками и карамелью. Стрелка часов на башне ратуши передвинулась на одно деление. В другое время я услышала бы механический скрежет, но сейчас из-за гомона толпы ее ход был беззвучным. Половина двенадцатого, до встречи еще четверть часа.

– А если железнорукий не придет? Если он решил убраться обратно в свою Тиэру или богини покарали его молниями?

– Это было бы очень не ко времени, и надеюсь, богини это понимают, – хохотнул Крис. – А что касается Тиэры… так он не оттуда и убираться ему некуда.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Его рука – это же запрещенная магия, вернее…

– Рука – это всего лишь механизм, а не билет с экспресса, едущего в другое полушарие, хотя без умельцев тут не обошлось. Да и потом, он не знает языка Нижнего мира, более того, там, в остроге, он принял его за западный диалект.

– Язык Нижнего мира? – Я вспомнила, как Крис спрашивал о чем-то на хекающем наречии. – А откуда его знаешь ты? – Я остановилась. Крики и смех слились в один сплошной гул, голову на миг кольнула вернувшаяся боль, а очертания предметов расплылись.

Я отдернула руку от локтя рыцаря и качнулась, силясь справиться с головокружением.

– Крис, пожалуйста, скажи, что ты не… что ты не с… Тиэры? – прошептала я, вспоминая все незнакомые словечки, услышанные от него, полное презрение к этикету, а иногда и к вежливости. Он был другим, я это видела и тщетно гнала от себя мысль, что, возможно, этим он мне и нравится.

Лица людей вдруг показались мне белыми пятнами с темными провалами ртов, и только его лицо оставалось четким. Только его.

– Любопытно, – проговорил Оуэн, заглядывая мне в глаза. – То есть тебя до ужаса пугает не то, что я натравил собак на младшего брата, а то, что я могу оказаться жителем другого полушария?

– Ты… ты… – слова застревали в горле.

– Собираешься падать в обморок? – с интересом спросил Крис.

– Девы предрекли пришествие выходца из Нижнего мира. Он придет и разрушит Аэру, прольет реки крови, и сами демоны Разлома будут танцевать на его пути.

– Даже лестно. Хотя про демонов это явное преувеличение, не уверен, что они умеют танцевать. – Он покачал головой. – Тот, кто знает язык Тиэры, не обязательно был рожден там. К примеру, его точно знают магистры.

– Крис, скажи, – чуть слышно попросила я, силясь вспомнить те странные слова, что он сказал белобрысому. – Ты из Нижнего мира?

– Какое искушение ответить утвердительно. – Он подошел чуть ближе, а я, наоборот, отступила, просто ничего не могла с собой поделать. Губы рыцаря скривила горькая усмешка. – Нет, я не с Тиэры, клянусь именами богинь, честью Оуэнов, их родовым мечом и правой башней Совиного Лабиринта, где, по слухам, была замурована моя прабабка. Ну подумай сама, кто бы признал наследником баронского рода безродного пришельца?

– Тогда откуда… – Я попыталась успокоиться. Он говорил так легко, так насмешливо, словно все это его забавляло… возможно, даже слишком легко и насмешливо. – Откуда ты знаешь язык Тиэры?

– Я его не знаю.

– Но…

– Что у тебя по истории Аэры?

– Зачет.

– Маловато. Если вкратце, то, когда богини разделили мир, Аэра отказалась от старого языка и перешла на один из диалектов востока – в знак уважения к Девам и в знак отрицания ереси Нижнего мира. Это был приказ…

– Первого князя, – закончила я за него. Меня кто-то толкнул в спину, и мир снова обрел четкость, хотя сердце все еще лихорадочно стучало в груди. – Тогда же уничтожили все замки отступников, разрушили оскверненные запрещенной магией и механизмами храмы.

– Именно. Шли годы, столетия сменяли друг друга, летописцы отсчитывали века, пока старый язык не исчез полностью. Но ведь у Нижнего мира не было такой «веской» причины менять устои! – Он выделил голосом слово «веской». – На Аэре язык сохранился лишь в старых фолиантах, до которых не добрались особо ретивые сподвижники Дев, и, как показало время, сохранился не зря. После того как поймали первого железного зверя, разобрали на запчасти, отделили металл от кишок, на железе обнаружили надписи на староэрском. – Он пожал плечами. – Было решено ввести в программу обучения рыцарей основы старого диалекта.

– Откуда ты это знаешь?

– Знаю. На одном из занятий Нейор из Кумира долго возмущался и грозил рассказать жрицам, чему нас тут учат. Ну, магистр и просветил его, а заодно всех нас о положении дел. Оказалось, что жрицы очень даже в курсе.

– Что ты ему сказал? – спросила я, чувствуя одновременно облегчение и неловкость. Облегчение из-за того, что всему нашлось объяснение, а неловкость из-за собственного поведения – оттого, что убрала руку, оттого, что отступила.

– Кажется, я отправил его родительницу к собакам. Но за чистоту произношения не ручаюсь.

– Крис! – Я, смешавшись, отвернулась.

– Все, что запомнил, – развел руками Оуэн. – Да и интересно было, что он ответит. Почти так же интересно, как смотреть на твое смущение. Кого ты стыдишься, Ивидель? Меня, говорящего это, или себя, продолжающую слушать?

– Не знаю.

– Что ж, это честно. Все еще хочешь убежать от меня без оглядки?

– Нет, – ответила я и снова прислушалась к смеху и выкрикам уличных торговцев.

– Жаль.

Оуэн подал мне руку. И я ее приняла.

С разных сторон от городской ратуши на восток уходили две параллельные улицы – Бульвар Цветов и Лунная улица, сейчас тоже заполненные людьми. Чуть южнее построили вышку дирижаблей, где наверняка шла подготовка к «золотому дождю».

Вихрастый мальчишка бросился под ноги и, растолкав двух матрон в чепцах, юркнул в толпу. Тут же раздались крики, и дородный мужчина, похлопав по карманам и не найдя кошелька, низко закричал и бросился следом. Уличные фонарики, которыми украсили площадь, чуть колыхались от ветра. Двое циркачей на ходулях жонглировали яблоками…

Чужой взгляд я почувствовала, словно прикосновение. Не тот, какой бывает, когда вскользь пройдешь взглядом по толпе, машинально отмечая пушистый воротник торговки или высокую прическу женщины в алом пальто. Нет, этот был пристальным, предназначенным только мне, чувствительным и колючим.

Я подняла голову – рядом с палаткой со сладостями стоял железнорукий. И едва успокоившееся сердце снова пустилось вскачь. Через мгновение рука Криса напряглась, он тоже заметил белобрысого. Тот, как и мы, предпочел прийти пораньше и теперь разглядывал нас со смесью любопытства и брезгливости. Между пальцами мелькал цилиндрик. Если он бросит его в толпу… Девы!

Крис неторопливо вытащил руку из кармана и продемонстрировал белобрысому инструментариум. Взгляд мужчины сосредоточился на инъекторе. Правая рука была обмотана тряпками, словно культя, цилиндрик исчез из левой, и вместо него в подвижных пальцах тоже появилась коробочка. Точно такая же. Или почти такая же, только вот цвет жидкости был не коричневый, а зеленоватый. А возможно, это просто зимнее солнце играло со мной злые шутки.