Старый Болюсь глянул на это вытаращенными от страха глазами и снова стал заваливаться на спину, но Влад ударил старика по бледному как мел лицу и строго спросил:

— Так где, батюшка, ведьму ты видел?

Конрад тотчас заторопился проведать, как там Игор, и Владислав понял, что старик уже указал его товарищам место, где надо было искать колдунью.

— Так вот где словник на Коньо петлю волшебную кинул, — прошептал себе под нос князь. — Были мои люди у самой вечоркинской ведьмы в доме, а ушли несолоно хлебавши, да еще и со словничьей петлей.

Усмехнулся князь, тряхнул еще раз едва приходящего в себя старика, подвел к нарисованной на стене карте. Болюсь ткнул пальцем вниз, в лес. Любила, знать, ведьма по лесам прятаться.

— Вот здесь, под Заболотным, она и живет. Дом там заброшенный.

— Под Заболотным? — перепросил Владислав громко, услышав за спиной тяжелые шаги Коньо. — Так мои друзья там были. И никакой ведьмы не видели.

Влад насмешливо глянул на толстяка-книжника. Тот залился багровым румянцем, опустил голову.

— Как есть там она. — Словник подобострастно заглянул в глаза князю. — Разве стану я, бедный старик, лгать тебе, Чернскому государю.

— Станешь, — бросил Влад, — нет ее в Заболотном. Не так глупа вечоркинская ведьма, чтобы после таких гостей в доме остаться.

— Брат при ней больной, — выпалил старик. — Куда она с лежачим денется?

Тут уж все трое придвинулись к старому словнику, вцепились взглядами в его лицо:

— Какой брат?

— Чернявый, — промямлил Болюсь, — а может, и не брат. Она сама рыженькая, загорелая. Ни то ни се. А братец — красавец писаный. Только раненый он. Толком не разглядел — не позволила, вроде руки у него были новиной замотаны. Так она за него как волчица грызет. Так что без братца никуда не денется.

— Игор, — позвал князь. В висках застучало. Может, и правда осталась в своем домике ведьма. Тогда через пять, может, шесть дней будет здесь. Игор сбросил на скамью у стены окровавленный плащ, подошел к хозяину.

— А ну, старик, укажи точно, где тот дом? — едва сдерживая волнение, спросил Влад.

— Как есть тут, — словник ткнул корявым пальцем в карту, точно в алую метку. Коньо охнул от неожиданности за плечом хозяина.

Красная метка. Первое око топи открылось здесь, под Заболотным. В деревне сказывали, убило лекарку-золотницу. Девочка у нее осталась, а потом пропала. Верно, сами деревенские и убили сгоряча, да не признаются.

— Как, говоришь, ее звали? — оборотился Владислав к Коньо, силясь вспомнить имя девочки.

— Агнешка, — угодливо прошептал Болюсь, думая, что князь все еще обращается к нему. — Агнешкой ее звали.

— Верно, Агнешкой, — задумчиво проговорил Влад. — Только та девочка была мертвая кость, а твоя, дед, ворожея самой топью управлять может. Кто она, золотница, мана, словница?

— Да небо ее знает, — пожал плечами старик, — хотел петлю на нее кинуть, соскочила. Словно кто обороняет. Только ты, князь, ее не ищи.

Владислав недоуменно уставился на старика. Уж не спятил ли со страху.

— Сама придет, — добавил тот, — видение мне было, батюшка. Грядущее — оно чаще всего как паутинка редкая. Чуть ткнешь — расползается. А тут связаны ниточки крепко — дергай, не дергай, а раньше, чем эта Агнешка к тебе на двор придет, ты ее не сыщешь. Не гневи Безносую, не ищи ее.

— Как же не искать, — опешив от этих слов, обронил князь, — когда она топью людей давит?

— Да не она это, — рыкнул за его плечом Игор, — сам знаешь, господин, что не она. Разве может она столько топей разом удержать. От двух башен гонцы прибыли, смену просят, сторожей изломало, я им из бяломястовского приданого двоих отдал… Сам знаешь, не она.

Старик сжался, ждал, что за такую дерзость сделает князь со своим великаном-слутой. Но Владислав рассеянно смотрел в сторону, размышляя, потрепал Игора по плечу, признавая его правоту.

— Может, и так, Игор. Пошли сегодня же за Яреком: пусть берет дюжину — и в путь. Сильные маги нам сейчас нужней нужного. А ты, Коньо, на башни съезди: след топи померяй, земли привези.

Оба слуги вышли. Влад задумался и, казалось, забыл про сжавшегося у огня старика. Ободренный мягким отношением Владислава к громадному Игору, Болюсь, знать, решил и сам попытать счастья.

— А я, князь-батюшка, — залопотал он подобострастно, — не сгожусь ли на что?

— На что? — отозвался Владислав, удивленно и грозно глядя на старика, осмелившегося прервать его мысли. Но Болюсь не растерялся под этим взглядом, а напротив — встрепенулся и затараторил, для пущей убедительности со страстью кивая и разводя руками:

— Я человек маленький, а словник сильный. Прожил жизнь вольной птицей, да под старость хочется под стреху забиться. Вот и подумал я, батюшка, что могу тебе пригодиться. А за службу свою я много не возьму, мне бы только крышу над головой, сухую и теплую постель да кусок хлеба.

Чем жарче говорил словник, тем заметнее становилась искра смеха в глазах князя. Он облокотился на стол, на котором еще недавно лежал безымянный покойник, и приготовился слушать, гадая, удержится ли старик от соблазна кинуть на высшего мага одну из хитрых словничьих петель.

Не удержался. Ловко закинул словник крючочки. И верно — хорош был в своем ремесле, и силу имел немалую. Даром что старик — едва успел Владислав перехватить вдруг побежавшую по позвоночнику ледяную искорку, зацепил шуструю магическую змейку мыслью за хвост, но не раздавил — пусть думает старик, что поймал князя.

— А я тебе пригожусь, — заворковал Болюсь, побитой собакой заглянул в глаза Чернского князя. — Я травницу Агнешку в лицо знаю. Как появится она в Черне, тотчас тебе на нее укажу.

— Зачем мне она, раз над топью не властвует? — усмехнулся князь.

— Затем, что… — Болеслав помедлил, взвешивал, стоит ли выкладывать князю самый сильный свой козырь. — Сила ее не берет. Никакая. Любое заклятье, словно горох от стены, от девчонки отскакивает.

— Откуда знаешь, что любое? — недоверчиво, стараясь скрыть пробудившийся интерес, проговорил князь.

— Сама сказала. Мне, говорит, такой от Землицы подарок, — торопливо ответил Болюсь. — Я на нее верные крючки кидал — и ничего. Ни одним не зацепил.

— Неужто Бяла… — шепнул одними губами Влад. — Бяла… Да нет, не может того быть.

— Посиди здесь, дедушка, коли мертвецов не боишься, — бросил он походя, не глядя на старика. — А боишься — пойди город погляди. Болтать будешь — Страстная стена недалече. А к вечеру вернешься — дам я тебе работу. Будет и крыша, и постель, и хлеб.

И не заметил словник, как, проходя мимо него, князь рассеянно нахмурился, словно бы своим мыслям, а невидимые старику искорки уже зароились у словника на висках, нырнули внутрь.