рынка, как полагают западные советологи, но демонтированием в хрущевские времена сталинского аппарата принуждения, запугивания и репрессий, что служило единственным стимулом роста производительности труда в стране. И в самом деле, если в 50-е годы ежегодный рост валового национального продукта составлял 6 процентов, то к концу 70-х — началу 80-х годов этот показатель упал до 2 процентов. А это, в свою очередь, явилось причиной нынешнего отставания СССР в гонке вооружений от США — прежде всего, в качестве оружия, которое как показали воздушные бои между израильскими и сирийскими летчиками над долиной Бекаа летом 1982 года, в современной войне является решающим. Возвращение к сталинскому законодательству о труде преследует поэтому двоякую цель: повысить рабочую дисциплину под страхом наказания и одновременно расширить самое понятие уголовного преступления — за счет алкоголизма, мелкого хулиганства, тунеядства, прогулов, кражи казенного имущества, взяточничества, кумовства, коррупции и так далее — с тем, чтобы увеличить состав ГУЛАГа, то есть подневольного, бесплатного труда.

А для последней цели не мешает найти дополнительные политические причины, чтобы упрятать человека за решетку: с искоренением диссента политический источник ГУЛАГа практически иссяк. Легко представить, к примеру, какое щедрое пополнение ожидало бы ГУЛАГ, если б статья в “Комсомольской правде" о рассказчиках и слушателях анекдотов послужила сигналом к действию. Но ведь эта статья не единственная! С захватом Андроповым власти во всех газетах, по радио и телевидению ведется активная борьба с любыми политическими отклонениями, и все они теперь рассматриваются как подрывные и спровоцированные из-за границы. Совсем как в театре абсурда, созданы “добровольные" еврейские комитеты по борьбе с сионизмом. Газеты призывают население к доносительству. Число политических арестов растет, растут сроки заключения, людей сажают повторно за то же “преступление", за которое они уже отсидели или еще не успели отсидеть. Ожесточается режим политзаключенных: известному диссиденту физику Юрию Орлову меньше чем за год до истечения срока проломили голову с опасными повреждениями мозга. Пожалуй, темпы возврата к сталинизму сейчас более быстры, чем темпы его возникновения после смерти Ленина. Или здесь снова играет роль фактор возраста нового советского вождя, вынуждающий его торопиться? Или возврат к уже испытанной форме правления легче осуществим, чем ее создание в первый раз?

Порядок в империи Андропов начал наводить с железных дорог, дав народу обещание, что при нем поезда будут ходить по расписанию. Напомним, что они ходили по расписанию в России Сталина и в Италии Муссолини. Дело не только в исторических ассоциациях: к Андропову можно подобрать и более если не лестные, то сложные, назвав его, скажем, советским Ликургом. Андропов пришел к власти с идеей порядка, которого действительно всегда не хватает на Руси. Однако объяснять все исключительно народными нравами так же наивно, как и одними лишь государственными пороками. Есть такая рабочая поговорка, которая взамен односторонней трактовки предлагает амбивалентную: “Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем". Одностороннее нарушение этого принципа связано с тем, что у Андропова нет возможности повысить жизненный уровень советских людей, но у него достаточно полицейских средств повысить производительность их труда.

Это можно называть по-разному: идиллией полицейского государства, иллюзией полицейского государства, утопией полицейского государства — название дела не меняет. А суть заключается в том, что сам Андропов, в отличие от Хрущева и Брежнева, человек пуританского склада и убежденный противник любых излишеств, пытается утвердить принцип аскезы и дисциплины на всей территории СССР. Его методы — полицейские, и дело не только в том, что другие ему неизвестны, но и в том, что другие он считает неэффективными в борьбе с народными нравами. Он — полицейский и по рабочим навыкам, и по сознательному выбору. Он не может не знать классического определения Карлом Марксом Петра Великого: искоренял варварство варварскими способами. Весь вопрос в том, насколько современные полицейские способы отличаются от варварских?

С приходом Андропова в Кремль распался прежний триумвират сотрудничающих и соперничающих секторов советской власти — партийного, государственного и полицейского. В прежних вариантах, очень достоверно описанных Джорджем Оруэллом в романе “1984“ и Артуром Кестлером в романе “Слепящая тьма", партия с помощью полиции образовывала и направляла аппарат тоталитарного государства. Андропов возглавил “бунт машины" — тайной полиции — против ее создателя: партии. Благодаря этому оба романа, включая тот, который был антиутопией и претендовал на описание будущего, устарели и уже не могут служить универсальным ключом к нынешнему варианту советской империи. (Наш попутный совет журналистам — с осторожностью пользоваться теперь образами из этих книг применительно к СССР.) Государственный переворот Андропова обнажил полицейскую сущность Советского государства, коща сама партия превратилась в его формальный придаток.

Ход русской истории вел в том числе и к такому варианту, потому что тайная полиция есть высший продукт политического развития русских. Скорее странно, что этого не произошло раньше: осечки Берии и Шелепина менее естественны, чем удача Андропова. Оба, кстати, шли к власти также преисполненные жажды преобразований и реформ, но свели бы их к тому же рецепту аскетического полицейского государства, который выписан сейчас больной России решительным врачевателем Андроповым. А в XIX веке и ранее столь естественному превращению тоталитарного государства в чисто полицейское мешал наследственный принцип монархии. Шеф жандармов граф Бенкендорф не мог наследовать императору Николаю I, даже если бы пережил его, потому что у императора был законный наследник — сын Александр.

Отсутствие упорядоченной системы наследования и регулярные государственные перевороты в России XX века — узурпаторами были фактически и Ленин, и Сталин, и Хрущев, и Брежнев — дали шефу тайной полиции идеальные шансы дя захвата власти, независимо от его личных качеств: Андропов пришел к власти скорее благодаря должности, чем талантам. Во всяком случае, последних ему бы для этого не хватило, занимай он любой другой высокий пост в советской иерархии: его обошел бы тот, кто вместо него завладел Комитетом государственной безопасности на правах председателя. В таком контексте советской истории и следует рассматривать самоназначение Андропова.

Именно поэтому фактор возраста нового руководителя Советского Союза является скорее субъективным и большого влияния на ход событий оказать не сможет. Если Андропов за первые месяцы официального пребывания у власти успел заменить значительную часть брежневского аппарата своими людьми, которые благодаря полицейским навыкам станут крепче держаться на постах, чем их предшественники, то отпущенного Богом срока может оказаться вполне достаточно не только для того, чтобы сменить остальных (это не столь уж теперь и важно), но чтобы заложить прочный фундамент и возвести первые этажи нового полицейского государства взамен партийно-бюрократического. И такое государство будет полнее отвечать потребностям многонациональной империи, враги которой