По-персидски битум — мум, или мумийа, и это (вкупе с темным цветом мумифицированных останков) способствовало устойчивому представлению о том, что все мумии содержат эту драгоценную субстанцию[672]. Битум — и мумии — использовался в медицине с I века н. э. Порошок смолотых мумий — mummia — применяли наружно или растворяли в микстурах; казалось, что нет такой болезни, которую он не мог излечить. Плиний рекомендовали применять его для чистки зубов; Фрэнсис Бэкон — для остановки кровотечения; Роберт Бойль[673] — для сведения синяков, а зять Шекспира Джон Холл при помощи порошка из мумий пытался лечить эпилепсию. Екатерина Медичи была ревностной приверженкой этого снадобья, как и король Франции Франциск I, постоянно носивший с собой маленький кошель с порошком из мумии и ревеневого корня[674].

Торговля процветала. Джон Сэндерсон, агент импортно-экспортной Turkey Company, живописал экспедицию по добыче мумий в 1586 году:

Г-н Сэндерсон вернулся в Европу с одной целиковой мумией и набором разнообразных частей общим весом в 600 фунтов (ок. 272 кг) для пополнения запасов лондонских аптек[676]. Спрос, однако, далеко превышал предложение, и записи того времени часто свидетельствуют о том, что требуемые ингредиенты мумий на скорую руку заменяли подходящими «запчастями» из тел рабов и преступников. Во время поездки в Александрию в 1564 году врач короля Наварры беседовал с одним из продавцов мумий, и тот признался, что за прошедшие четыре года он «произвел» штук 40 мумий своими руками[677].

Насыщенный цветом коричневый порошок быстро оказался и на палитрах художников — и это неудивительно, поскольку аптеки в те времена занимались и торговлей пигментами. Этот оттенок так и назвали — «мумия». Был он известен также и как «египетский коричневый», и как Caput mortum («голова мертвеца»). Для получения краски порошок обычно смешивали с олифой и янтарным лаком. Эта краска оставалась в арсенале живописцев с XII по XX век[678]. Она была настолько популярна среди художников, что один парижский магазин не без самоиронии, вероятно, назвался À la Momie («У мумии»). Эжен Делакруа использовал эту краску, когда писал «Салон де ла Пэ» в ратуше Отель-де-Виль; его соотечественник Мартен Дроллинг также отдавал ей дожное, как и британский портретист сэр Уильям Бичи[679].

Вопрос о том, какие именно части мумий нужно использовать для получения лучших, наиболее насыщенных тонов коричневого — его рекомендовалось использовать в качестве лессировки для передачи прозрачных теней и оттенков цвета кожи, — оставался спорным. Некоторые предлагали ограничиться только мускулами и плотью, другие считали, что кости и даже бинты также нужно перемалывать, чтобы извлечь все лучшее из этого «очаровательного пигмента»[680].

Однако постепенно, к концу XIX века, поставки мумий — как аутентичных, так и фальшивых — сократились. Художникам начало надоедать постоянство и завершенность этого пигмента, а его происхождение вызывало все бо́льшую брезгливость[681]. Художник-прерафаэлит Эдвард Бёрн-Джонс не догадывался о связи между «коричневой мумией» и реальными мумиями до тех пор, пока за ланчем в 1881 году его приятель не поведал, что только что видел, как на одном из москательных магазинов мумию размалывали для того, чтобы сделать из нее краску. Бёрн-Джонс настолько ужаснулся услышанным, что бросился в свою студию, схватил тюбик «коричневой мумии» и «заставил похоронить его тут же, на месте»[682]. Эта сцена произвела глубочайшее впечатление на подростка по имени Редьярд Киплинг, который приходился племянником жене Бёрн-Джонса и также присутствовал на ланче. «До сих пор, — писал он годы спустя, — я могу очертить лопатой то место, где захоронен тюбик, с точностью до фута»[683].

К началу XX века спрос на мумии упал настолько, что единственная целая мумия обеспечивала москательщика пигментом лет на 10 вперед. Лондонский магазин для художников C. Roberson, открывшийся в 1810 году, распродал свои запасы только в 1960-х. «Возможно, у нас и остались какие-то части, валяются где-то, — говорил директор магазина корреспонденту журнала Time в октябре 1964 года, — но их точно не хватит для того, чтобы приготовить краску. Последнюю целую мумию мы продали года три назад, наверное, где-то за три фунта стерлингов. Может быть, и не стоило этого делать. Новых, во всяком случае, нам уже не достать»[684].

Где-то в 1932 году Британский Совет колористов (ВСС)[685] начал работу над амбициозным проектом. Идея состояла в том, чтобы создать стандартизированный каталог цветов с образцами расцветок в виде окрашенных шелковых ленточек для наглядной демонстрации того, как выглядит каждый термин. Методологи ВСС надеялись, что их каталог сделает для цвета «то, что большой Оксфордский словарь[686] сделал для слов»[687]. Он «станет, — писали они, — величайшим достижением современности, способствуя промышленности Британии и всей империи в определении всех цветов» и предоставив таким образом Британии решительное конкурентное преимущество в этой области.