Он уже приближался к спуску и видел, что заросли кустов заканчиваются, когда из-за поворота на него выскочила какая-то фигура. Он оказался на пути у женщины, голову и фигуру которой скрывал большой цветастый платок.

– Ах, – вскликнула она, очутившись почти в объятиях графа, – вы?

Граф Сантамери отступил на шаг и вгляделся в лицо ночной незнакомки:

– Мадемуазель Мари? Что вы здесь делаете?

– Рене, а что здесь делаете вы? В такой час?

– Я уезжаю. – Граф обворажительно-застенчиво улыбнулся. – И вот подарок судьбы – встреча с вами.

– Вы меня ждали? – В голосе барышни слышалась явная угроза.

– В каком-то смысле, да. – Озадаченный граф решил умерить свою галантность.

– Отдайте Пузика, как обещали, – жестко заявила девушка.

– Вашу дворнягу? С удовольствием вернул бы, если б знал, где ее найти, – холодно и обиженно ответил он. – Что же касается обещания, то о нем я припомнить не могу.

Мура смотрела на него изучающе. Потом вздохнула и быстро огляделась по сторонам.

– Простите, Рене, я совсем потеряла голову. Все из-за Грегоровиуса. Я вас подозревала...

– В чем, в чем, милая Мари?

– Потом скажу. Сейчас мне некогда. Я тороплюсь.

– Простите, но я не могу оставить вас одну ночью, на берегу. Я вас провожу. Прошу вас мне не отказывать.

– Хорошо, Рене. Но только при двух условиях. Первое – я знаю вашу тайну, и я храню ее. Клянетесь ли и вы хранить мою тайну?

– Клянусь, – сказал побледневший граф, – хотя ничего и не понимаю. Вы меня пугаете. А второе условие?

– Только если у вас есть оружие.

Петя Родосский сидел в полном мраке в полуразрушенном флигельке заброшенной дачи «Купидон».

Сложившаяся ситуация вынуждала его скрываться ото всех – и он нашел единственное убежище, где мог чувствовать себя в относительной безопасности.

Охраняла его покой дурная слава этого места и высокий забор, отгораживающий от всего мира. К тому же дом мог рухнуть с гранитной потрескавшейся скалы в любой момент – как когда-то рухнули с этой проклятой высоты его владельцы. Родителям своего ученика Петя оставил записку, что вынужден срочно уехать на несколько дней в Петербург, – показаться им он не мог, а такое уведомление давало основание надеяться, что они не станут искать неожиданно пропавшего репетитора своего старшего.

Петя знал, что сюда никто не придет и он может переждать в укромном месте самые ужасные дни своей жизни. Уже вторые сутки он безвылазно сидел среди старой полусгнившей рухляди в темном сарае, бывшем когда-то летним флигелем. И только один раз он попытался тайком пробраться на дачу Муромцевых – увы, ему не удалось прихватить оттуда никакой еды, а те сухари, которые он в панике захватил с собой, уже кончались. Он грыз их очень экономно, запивая водой, которую ночью достал из старого заброшенного колодца... За пределы своего убежища Петя носа не казал. Иногда плакал, проклиная свою несчастную жизнь.

Здесь можно поплакать, его слезы все равно никто не увидит. Петя роптал на несправедливость судьбы: почему, почему она распорядилась так, что его семья небогата, что ему для того, чтобы выбиться в люди, приходится в летние месяцы подрабатывать репетиторством? Нет, на самих родителей обучаемого балбеса жаловаться нельзя, они ничем не обижали молодого человезса. Но и не принимали никаких мер для того, чтобы урезонить своего младшего отпрыска, – а негодяй, в чьей крошечной кудрявой головенке окружающая действительность слилась с россказнями об античных чудесах, доводил его до бешенства. В последний раз он преследовал Петю с зажатой в руке яхтой, слишком крепкой для детской игрушки. Слава Богу, ныне для его студенческой пятки наступила передышка – можно не озираться по сторонам, ожидая подлого детского удара каким-нибудь острием...

Отсутствие достаточных средств к существованию казалось Пете Родосскому главной причиной его несчастий. Он уверил себя, что при наличии у него состояния, хотя бы скромного, и барышни Муромцевы относились бы c нему с большей симпатией, и надутый доктор Коровкин считал бы его не таким уж и глупым.

Постоянное безденежье заставляло его ходить в бессменной студенческой тужурке, не давало возможности одеваться так, как он бы хотел, а он мечтал выглядеть таким же франтом, как Сантамери. Из-за безденежья он не мог оказывать барышням знаки внимания: купить мороженое, например, не говоря уже о том, чтобы принести модную пластинку для прослушивания на граммофоне. Все, что требовалось ему для жизни, приходилось искать среди дешевых, копеечных товаров. А дешевое – почти всегда плохое, а иногда – и просто отвратительное.

Петя с трудом экипировался для участия в велопробеге, хорошо еще, что Прынцаев одолжил ему a лето свой старый велосипед. Купаться Петя и вовсе не ходил – из-за отсутствия купального костюмa. Нет, костюм-то он мог бы себе купить, но как пошло и смешно он выглядел бы на фоне остальных дачников, которые своим наметанным глазом людей состоятельных косились бы на его дешевый наряд... Насмешливых взглядов Петя не вынес бы.

Теперь он ненавидел все: и «Народное мыло» ценой в одну копейку за кусок, которым ему приходилось пользоваться, и все дешевые товары фирмы «Брокар и КЇ» – грошовый одеколон, грошовые средства для смягчения и белизны кожи лица и рук. А вот мыло «Петроль» для уничтожения перхоти, кусок которого стоит двадцать копеек, он себе позволить не мог, не говоря уже о жидкости «Петроль» для укрепления волос, флакон – один рубль. А ведь и у фирмы «Брокар» есть великолепные товары. А еще ему так хотелось приобрести дорогую парфюмерную продукцию фирмы «А. Ралле и КЇ», поставщиков самого Высочайшего Двора. И не какой-нибудь цветочный одеколон, а, например, туалетную воду – «Букет Наполеона». Сколько раз он, в безнадежной тоске, проходил мимо фирменных магазинов Ралле на Невском и Садовой, не решаясь зайти в благоухающие, роскошные помещения, мимо витрин, в которых с недавнего времени красовались удивительные фигурные хрустальные флакончики. Особенно его привлекал флакон, по очертаниям напоминающий русскую печь, Пете очень хотелось знать, какой аромат скрыт в необычном сосуде.

Петя тяжело вздохнул: мазь для комаров он покупал тоже дешевую, а потому и вовсе не действующую на кровососов. Как ни странно, но комары к домику «Купидон» вовсе не залетали. Может быть, и они чурались проклятого места, а может быть, их просто сдувало ветром с нависающего скального утеса...

Студент Родосский надеялся, что его пребывание во флигеле не затянется. Он зажег маленький огарок свечи и поднес его к зеркалу; в каждом заброшенном доме почему-то обязательно находится осколок зеркала – мутный, с черными царапинами на изнанке.... Из глубины зеркала на Петю воззрилось чудовище – на лбу, щеках и подбородке выступали кривые бугры. Он быстро задул свечу и едва удержался от слез, так ему стало себя жалко.