Они лгут и врут, клевещут на честных людей – но все это с горящими глазами. Вот марширует колонна демократов, а впереди самый активный – провокатор и лжец. И поди скажи негодяю – что он негодяй. Я знаю десяток обличителей сегодняшнего строя, которые застенчиво не упоминают, что их отцы служили в органах, причем в самых зловещих, расстрельных командах. Почему именно дети палачей стали самыми бойкими правозащитниками? И неловко сказать об этом, как-то неудобно в порядочном обществе… все так чинно, и вдруг родней попрекать. Неудобно получается! Отец же раскаялся, все в порядке! Но скажите мне, блюстители приличий, вы как собираетесь разоблачать преступления КПСС? Сталина и сталинистов? Вы сводите счеты с Родиной и ее идеалами, проклинаете веру своих своих дедов и отцов – но вы боитесь сказать в лицо провокатору, что он сам провокатор и он сын стукача. Как так получилось: ведь это на моего отца доносили – а его отец доносил. Это я тридцать лет подряд писал картины и книги, борясь со сталинизмом, тогда еще актуальным, – а доносчик осмелел сегодня, когда стало уже не страшно. И, однако, это он назвает меня «сталинистом», и говорит с пафосом, по праву сегодняшнего места работы. Скажите, почему так? Я сам вам объясню, почему. Так получилось потому, что строй – его именуют «либеральной демократией», – который навязывают обществу как благо есть строй несправедливый. И для того чтобы внедрить его, нужны не гуманисты и не философы – а такая же мелкая сволочь, как и те, кого вербовали в вертухаи. И лучших исполнителей, нежели дети былых вертухаев и стукачей, не найти.

В советских детективных фильмах всегда оказывалось, что главный бандит в прошлом был власовцем или полицаем. А дед преступника был петлюровцем. В финале, когда преступника арестовывали, он показывал свое истинное лицо и кричал милиционерам: «И вообще я вас, красных, ненавижу! Суки коммунистические! Не добил вас Гитлер! Сгинете скоро, падлы красные!»

Когда я смотрел эти фильмы, то смеялся над топорной пропагандой: уж прямо, если вор, так непременно и гитлеровец в прошлом. Хотят нас убедить, что против советской собственности могут восставать только такие вот глубоко порочные типы, с гитлеризмом в анамнезе. Если колхозное добро крадет – так уж прямо у атамана Краснова в денщиках ходил.

Я не верил в пропаганду. Тогда свободолюбивые мальчики пели песню «Скоро стая акул капитала разметает Советский союз» – мы трунили над бездоказательной советской пропагандой. Дескать, где же вы таких акул-то видали? Ведь все вокруг хотят добра, только Россия злая.

Затем Советская власть рухнула в прах. В ней было много дурного, но в ней была наша жизнь тоже. Наши мамы и папы любили друг друга и гуляли по улицам советских городов, которые стремительно рассыпались.

Российская империя распалась на части, а части разделили на улусы.

Хозяевами улусов стали богатые люди, часто нечестные. Многие из них были ворами, некоторые – убийцами. И хотя мы все повторяли строчки Бродского «ворюга мне милей чем кровопийца», мы постепенно поняли, что кровопийцами становятся те, кто защищает награбленное. Но все-таки они же не фашисты, ну награбили, ну постреляли.

Затем появились правозащитники нового толка. Прежние правозащитники боролись с тоталитаризмом Советской власти за абстрактное свободное слово.

Новые правозащитники боролись не за абстракции, а за конкретные вещи, почти всегда воплощенные в неправедно нажитых деньгах. Спекулянты сделались героями, а опальный олигарх стал играть роль Сахарова. Но сказать, что новая борьба за свободу – это не совсем то, что было прежде, – все стеснялись.

А если кто-то говорил: да вы же против России, то он тут же становился изгоем среди либералов: ты какую Россию защищаешь? Страну рабов? Тюрьму народов? И поминали наследие Сталина – хотя Сталин уже много десятилетий назад помер. Мол, сталинизм жив, коль скоро патриоты хотят казарму в целости сохранить. И спрашивали: а что, разве кто-то хочет ее рушить? Кому она нужна?

Меня однажды назвал сталинистом человек, чей отец был профессиональным стукачом и писал доносы, по которым сажали людей. Причиной послужило то, что я возразил против концепции, считающей Сталина зачинщиком мировой войны. Обвинение было тем нелепее, что моего отца арестовали при Сталине именно по доносу такого же вот человека. Меня самого исключали из школы и комсомола за антисоветские выходки, а уж антисоветских картин я нарисовал столько, что в глазах темно. Но если вчера доносили на антисоветские настроения, то сегодня доносят на советские. И вот, когда я возмутился и назвал мерзавца потомственным стукачом, – либеральная публика устроила мне гражданский суд.

Это был виртуальный суд в интернет-газете. Председательствовала неизвестная мне тогда Маша Гессен. Лейтмотивом было то, что я защищаю Россию и коммунизм против справедливой критики – и не брезгую такими вот приемами: взял и припомнил стукача отца благородному правозащитнику.

Совсем как в советском кино. Отец, видишь ли, у него из власовцев. Подумаешь, стукач! Меня осудили прогрессивные люди.

Впоследствии я узнал про Гессен больше. Она последовательный враг сегодняшней власти. Но большой друг банкиров. Писатель Селинджер и ботаники-утописты ей не нравятся. Нравятся резкие люди, добившиеся реального успеха. При Советской власти не было вообще ничего хорошего – и со страной надо обращаться жестко, чтобы добиться генетических культурных перемен. В последнем интервью она приветствует резкие меры Америки – хватит миндальничать.

Недавно мне попались две книги издательства ИМКА-пресс «История Власовской армии» и «Жертвы Ялты» – обе про то, как русские сотрудничали с Гитлером и почему это было хорошо. Советские солдаты в них названы «русские звери», а Власов изображен героем, который хотел увидеть обновленную Россию – без коммунистов, партизан, колхозов и т. п. Храбрый атаман Краснов (тот, который снабжал ставку Гитлера памятными записками о бывшей родине при составлении плана Барбаросса) и атаман Шкуро названы хранителями достоинства – в целом это гимн коллаборационизму.

Книги написаны англичанином и немцем – а переведены на русский язык Е. С. Гессен – матерью М. Гессен.

И я вспомнил советские детективные фильмы.

А уж линию от атамана Шкуро – вы вольны сами проводить или нет; это по настроению.

Шкуро, он, кстати, тоже очень любил свободу и западное частное предпринимательство.

Наряду с днями дурака, десантника, конституции, согласия, трудящихся, требуется официально утвержденный День Правды.

В современном обществе такой праздник станет играть роль, сопоставимую с Юрьевым днем – когда крепостной на короткий миг распоряжался своей судьбой.

В это день можно будет подойти к благородному правозащитнику и сказать: «Ты – прохвост». Можно позвонить табуированному поэту и сказать: «Ты – бездарь». И куратору современного искусства можно будет сказать: «А ведь ты – круглый ноль». И преуспевающему бизнесмену сказать: «Ты – обычный фарцовщик, какой был, такой и остался». И даже целому институту (Институту философии, например) сказать: «Вы, ребята, никакие не философы. Разве у вас мысли есть?» Или – еще горше, еще болезненней. Поинтересоваться у рецензентов-критиков-колумнистов, что именно дает им основание для суждения. «Вы, простите, что в жизни совершили? Сочинили нечто оригинальное? Вот это? Только вот это? И это – все? И больше ничего? То есть вы проводите дни в редакциях, жужжите, пьете днем чай, а вечером водку – и совсем ничего не делаете? Так вы же, извините, болван и дармоед. И как же может болван иметь суждения?