Насмешка судьбы преследовала ее на протяжении всех военных лет: Ханна и Эрик были вырваны из когтей смерти, однако их спаситель погиб. Феликс ван де Криндт, едва ему исполнилось восемнадцать, пошел служить в ВВС Великобритании. Он был убит в 1942 году, когда возвращался на базу после операции. Его бомбардировщик до самой Англии преследовал немецкий истребитель. Самолет Феликса был сбит почти у самого аэродрома, фактически дома — жестокая смерть, издевка над храбростью и юностью. Тильда оплакивала гибель Феликса, считая себя причастной к его смерти — как-никак это она привезла его в Англию.

Еще одна насмешка судьбы: она благополучно пережила лондонский блиц,[42]а в последний год войны их дом разрушила баллистическая ракета «Фау-2». Она чувствует себя в полной безопасности, заявила Тильда Максу, когда тот осенью 1940 года отругал ее за то, что она осталась в Лондоне. Детей она отвезла к Саре в Саутэм, а сама вернулась в Лондон, где у нее были дела. Когда авианалеты прекратились, дети приехали домой. Потом, спустя годы, в январе 1945-го, возвращаясь из магазина, Тильда увидела клубы дыма на улице, где она жила. Ракета поразила несколько зданий, в том числе ее собственный дом и стоявшие рядом по обе стороны от него. Маленький участок, засаженный травой и деревьями, был усыпан ветками и опавшей листвой; на тротуаре на боку лежала детская коляска с покореженными колесами. В углу площадки стоял автомобиль; пыль серым покровом лежала на ее неподвижных домочадцах. Кто-то налил ей чаю, приняв ее молчание за шок или отчаяние, ведь она потеряла все нажитое добро, а она едва не падала в обморок от облегчения: ее дети не пострадали. В сравнении с этим утрата дома, который они с Максом строили больше десяти лет, была сущим пустяком. Дети вернулись из школы. Джош бегал среди пыльных развалин, восторгаясь новым необычным ландшафтом; Мелисса плакала. «Беда-то какая, — приговаривала она, — все мои вещи разбросаны, в грязи». Ханна и Рози, как обычно, проявляли благоразумие, всех поддерживали и успокаивали. А Эрик, глядя на руины, покашливал в своей привычной манере и грыз заусенцы на пальцах. Потом они собрали все, что удалось спасти, и отправились к Саре в Саутэм.

У Тильды отяжелели веки… Она не хотела думать о Саутэме. Не хотела возвращаться в Саутэм ни тогда, ни теперь. Но картины прошлого стояли перед глазами. Май 1945 года. День победы. Она развешивает флаги в деревенском клубе. Ей не радостно — облегчение, усталость и непреходящая печаль владеют всем ее существом. Чтобы не слышать болтовни женщин и детей, она бежит по тропинке мимо церкви к дамбе. Сидит на берегу, глядя на поля, на пушистые облака, скопившиеся на горизонте. Закрыв глаза, вдыхает аромат цветов.

Таволга трехлистная, пупавка полевая. Она до сих пор ощущала их запах.

«Я помню…»

Стряхнув с платья траву, Тильда поднялась с земли, высматривая Джоша.

— Ну что за мальчишка! — досадливо воскликнула она. Джош вечно куда-то убегал.

По краю поля шел одинокий мужчина — и больше ни души. Тильда побежала, окликая Кита де Пейвли:

— Мистер де Пейвли!

Поля соломенной шляпы отбрасывали тень на его лицо. По приезде в Саутэм Тильда раз пять встречала Кита де Пейвли — когда он выходил с автобуса, возвращаясь домой из школы, в которой преподавал, или в очереди за марками на почте. О Ките де Пейвли она никогда не думала как о своем кузене, равно как и о Джосселин де Пейвли никогда не думала как о сестре. Она вообще старалась не думать о своем с ними родстве.

— Простите за беспокойство… вы не видели маленького мальчика… восьми лет… в… — Тильда помедлила, вспоминая, во что утром одела сына, — в шортах и полосатой фуфайке.

Кит покачал головой. Потом спросил:

— Откуда это у вас? — Он смотрел на висевшую у нее на шее монетку-талисман, которую она забрала у Макса.

— Это? — Тильда оглянулась на дамбу. — На берегу нашла. Где — точно не помню. Давно это было.

— Можно взглянуть?

Она сняла монетку с шеи и протянула ему:

— Старинная?

— Древнеримская. Серебро. Редкая вещь. Черепков здесь встречается много, а вот монет я нашел всего несколько, и те только бронзовые. — Светлые глаза Кита блестели. — Римляне первыми осушили Болотный край. Думаю, здесь было их поселение — я нашел мозаичные кубики в саду дома священника, а в поместье всюду сохранились остатки земляных укреплений. Правда, не все историки согласны с тем, что они могли проникнуть так далеко на восток, но я намерен доказать… — Он внезапно прервал свои рассуждения. — Прошу прощения, миссис Франклин. Ваш сын…

— Найдется. Никуда не денется. А монету оставьте себе, мистер де Пейвли.

Бледное лицо Кита покрылось румянцем.

— Ну что вы…

— Сделайте одолжение. — Она улыбнулась ему. — Я вас очень прошу. А когда вы прославитесь и устроите выставку в Британском музее, на табличке под монетой не забудьте написать «Дар Тильды Франклин» — в знак признания моей эрудированности и благородства. Для меня это будет большая честь.

Что-то ее разбудило: крик птицы или, может, шум машин на дороге. Тильда села в кровати, глядя в темноту; сердце громко стучало в груди. Если отодвинуть шторы, что она увидит: восхитительный сад Красного дома или ровные поля и узкие водотоки Саутэма?

Не без труда она дотянулась до лампы на прикроватной тумбочке, включила свет. Все кости ныли, и это напомнило ей, что она уже стара, живет в Оксфордшире, одна. Ночник осветил ее спальню, а она мечтала, чтобы скорей наступил рассвет. В предрассветные часы все ее страхи скопом наваливались на нее, она чувствовала близость смерти. Ее сознание, терзаемое прошлым, металось по закоулкам самобичевания. «Если бы… если бы…» Неумолимость прошлого. Непреложность того, что было.

Визиты Ребекки, столь необходимые для осуществления того, что она задумала, причиняли ей страдания. Они бередили давно похороненные в душе воспоминания, и те — яркие и раздражающие, приятные и мучительные — вырывались из глубин ее сознания. Она снова подумала о Ките, вспомнила, как он держал на ладони ее монету, как при этом горели его глаза. Ей вдруг пришло в голову, что Ребекка и Кит занимаются одним и тем же: оба ищут в темноте кусочки серебра, крупицы правды.

Секретарша Патрика свято оберегала его покой, но я сумела настоять на том, чтобы она меня с ним соединила. Я прочитала ему сообщение в газете. «В Кембриджшире откопали человеческие останки…»

— Патрик, это в Саутэме.

— Черт, — сказал он.

— Патрик, возможно, это Дара.

— Это может быть кто угодно.

— Но если это…

— Я наведу справки. Оставь это мне. — Короткая пауза. — И Тильде пока ничего не говори, ладно, Ребекка? Незачем расстраивать ее без необходимости.