Зрачки Гейба сузились настолько, что напоминали два раскаленных угля.

– В ту ночь, когда Келси пришла в конюшню… Это ведь ты был там, верно? Это ты ударил ее?

– Я не причинил ей никакого вреда. Мне просто нужно было выбраться оттуда, пока меня кто-нибудь не увидел. Кипа я устранил, да и он, в общем-то, отделался головной болью. Келси появилась неожиданно, и я не успел закончить. Я просто…

– За одно это я готов разорвать тебя на части! Словно атакующая змея, рука Гейба метнулась вперед и схватила Джемисона за горло.

– За одно это, – пробормотал он, стискивая пальцы.

– Я напугался, Гейб! – Джемисон в панике вцепился обеими руками в пальцы Гейба, но они держали, как клещи. – Господи, я от страха просто не соображал, что делаю. Ты что, не понимаешь?!

– Я многое теперь понимаю. – Гейб с отвращением выпустил горло тренера. Джемисон с жадностью глотнул воздуха, и его лицо, ставшее иссиня-багровым, стало понемногу приобретать нормальный цвет.

– Он загнал меня в угол, разве не ясно? Когда я отказался, Рик сказал, что нам обойм – мне и Рено – придется дорого заплатить, если не будет, как он сказал. И я попробовал, хотя, видит бог, у меня сердце обливалось кровью. Но из-за Келси ничего не вышло. Потом Рено пытался сделать то же самое в Бельмонте, но не смог. Он же повесился, Гейб! Никакая лошадь не стоит того, чтобы из-за нее умирать!

– А убивать?

– Я же говорю тебе, я не…

– Расскажи это кому-нибудь другому, – резко прервал его Гейб.. – Например, самому себе. Расскажи, как ты стал невинной жертвой, как тебя использовали без твоего ведома. Расскажи себе, что все, что случилось с Моралесом, с Ми-ком, с Рено и даже с Липски – все это простое невезение. Несчастное стечение обстоятельств. Интересно, сможешь ли ты с этим жить?

Он поднялся и пинком отшвырнул стул.

– Я был вынужден, Гейб! Но сегодня я сказал ему – нет. Сегодня и сказал! Гейб вскинул голову.

– О чем ты толкуешь?

– Рик был тут. Примерно час назад. Он был пьян как сапожник и говорил всякие вещи.., что убьет всех лошадей, сожжет конюшню и так далее. Одному богу известно, что он мог Здесь натворить, если бы я не вышвырнул его вон.

Последние слова Джеми буквально прокричал вслед Гейбу, который круто развернулся и уже бежал вниз по ступенькам. Оказавшись в конюшне, он включил весь свет и, давясь страхом, начал методично, один за другим, проверять денники.

– Говорю тебе, я не пропустил его в конюшню, – сказал за его спиной Джемисон. – Послал его проспаться и объяснил, что больше не желаю иметь с ним никаких дел. Что больше не буду выполнять для него грязную работу. Особенно после того, как Рено умер. Ни грязную, ни какую другую…

Гейб остановился возле денника Дубля. Почуяв его, жеребец подошел к самой дверце и лениво ткнулся носом в руку.

" – Ты больше здесь не работаешь, Джеми, – сказал Гейб устало. – С тобой – все. Собирай свои вещи и уходи. Сегодня же.

– У человека есть право на свое место в жизни, – прошептал Джемисон. – На свой угол, на свой собственный дом. Ты должен понимать это…

– Я понимаю. Но твое место не здесь. Больше не здесь.

В течение двадцати минут Гейб разбудил трех конюхов и поставил их охранять лошадей. Он решил, что до тех пор, пока он не отыщет отца и не зароет его живым в землю, конюшня будет охраняться двадцать четыре часа в сутки. Рик вернется, размышлял Гейб, шагая к дому по засыпанной хрустящим гравием дорожке. Жадность и ненависть непременно заставят его вернуться.

Он был уверен, что его отец не успокоится до тех пор, пока не сделает своего сына самым несчастным человеком на земле. Для этого Рик не побоится уничтожить, растоптать самое главное, самое дорогое.

Гейб почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Он кое-что упустил. Нет, не лошадей – что-то еще более дорогое, самое заветное. Келси!..

Герти нанесла на лицо крем, который она заказала в телемагазине «Покупай, сидя дома!». Время от времени она позволяла себе эти маленькие удовольствия, хотя никому о них не рассказывала. В последний раз бойкая молодая продавщица, возникшая на экране маленького кухонного телевизора, без труда уговорила Герти приобрести крем для лица, который она сравнивала со вторым рождением – не меньше.

Герти, впрочем, не надеялась на чудеса. Единственное, чего ей хотелось, это сделать чуть менее заметными морщины, которые с недавних пор начали неумолимо возникать на ее лице.

Тщеславие!

Она широко ухмыльнулась, глядя на свое отражение в зеркале. Для женщины, которая прожила на белом свете более полувека, подобное тщеславие было по меньшей мере странным, однако, когда Герти вгляделась в свое лицо пристальнее, ей показалось, что «гусиные лапки» морщин возле глаз стали чуточку менее глубокими.

Удовлетворенная результатами своего нового вечернего ритуала, который она совершала вот уже почти неделю, Герти поднялась, чтобы снять халат, но, услышав, как скрипнула кухонная дверь, снова запахнула полы и улыбнулась.

Этот мальчишка, подумала она, непременно полезет в холодильник и оставит после себя полную мойку грязной посуды. Кроме того, она знала, что молодые люди в возрасте Ченнинга редко обращают внимание на просыпавшиеся на пол крошки и кусочки застывшего жира. Нет, лучше выйти к нему и самой собрать ужин да проследить, чтобы Ченнинг запил цыпленка квартой молока вместо содовой шипучки, которую он постоянно тянул из этих ужасных жестяных банок.

– Я знаю, что вы здесь! – С этими словами Герти распахнула дверь кухни и шагнула внутрь. – Нечего прятаться. Ну-ка, садитесь за стол, мистер Ченнинг, и я…

Она остановилась и нахмурилась. В свете небольшого светильника, который она оставила зажженным специально для Ченнинга, Герти увидела, что кухня совершенно пуста.

– Наверное, мои уши начинают шуточки со мной шутить, – пробормотала она. – Хорошо бы по телевизору продавали какое-то средство и от глухоты.

Она стала поворачиваться, и в это мгновение ее затылок взорвался болью. Жалобно, по-птичьи пискнув, Герти мешком повалилась на кафельный пол.

Рик Слейтер стоял над ней, пьяно усмехаясь и похлопывая себя по ладони тяжелой скалкой. Уложил старую кошелку ее же кухонным инструментом, подумал он и пнул Герти носком башмака под ребра, но покачнулся и с трудом сохранил равновесие.

Ничего, это мы поправим, решил он, имея в виду частично утраченную координацию движений, и достал из заднего кармана заветную фляжку. Когда в его пересохшее горло выкатилось несколько жалких капель, он выругался и, засунув флягу обратно в карман, переступил через бесчувственное тело Герти. Здесь должна быть выпивка, подумал он. Хорошая, качественная выпивка. Он заправится как следует, а потом пойдет искать Гейбову милую голубку.

Келси мерила шагами свою комнату и, прихлебывая чай из второй чашки, думала о том, как было бы хорошо, если бы Ченнинг уже вернулся домой. Тогда по крайней мере она могла бы поговорить хоть с кем-нибудь. Да и кто, кроме Ченнинга, в состоянии понять этот невероятный конфликт? Даже Гейб, хоть и умел хорошо утешать, не разделял с Келси ее воспоминаний, ее разочарований и привязанностей. Что касалось Ченнинга, то он умел быть надежным и твердым, как скала, если семейные проблемы вставали во весь рост.