– Для чего вам это?

– Мне бы это доставило удовольствие. Разве вам трудно это сделать?

– Не трудно, – сбитая с толку, сказала Лика. – Но я не могу вам соврать, будто это меня не удивляет.

– Считайте это моим чудачеством.

– Вам не кажется, что количество ваших чудачеств превысило предельно допустимую концентрацию? – Лика встала из-за стола. – Сначала вы расшибаете нос Патрику. Потом выпрашиваете у меня старую косынку и цепляете её себе на рукав. А теперь требуете, чтобы я освоила профессию цирюльника.

– Я не буду в претензии из-за нескольких порезов, – улыбнулся Лаи. На лице его было такое детское выражение смущённого школьника, пойманного на шалости, что Лика устыдилась своей вспышки.

– Не обижайтесь, Виктор, – она обняла его и поцеловала в шёлковые усы. – Вы же знаете, я сделаю для вас всё, что вы попросите. Хоть перепечатку всего Диккенса с ручной клавиатуры.

– Ох уж этот ваш земной максимализм, – рассмеялся Лаи. – Либо ничего, либо вывернуться наизнанку. Я не прошу больше того, о чём я попросил. Вы исполните мою просьбу?

– Если вам так хочется…

– Тогда давайте, – он высвободился из её объятий и соскочил с пуфа. Она не сразу поняла его.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – подтвердил Лаи и отправился в ванную за бритвенными принадлежностями.

С точки зрения Лики, разумнее было перебраться туда самим, но Лаи почему-то не хотел осуществлять свой замысел в ванной. Он принёс в комнату полотенце, гель, станок и влажные салфетки; воду им пришлось налить в миску из-под фруктов.

Чувствуя себя участницей какого-то причудливого спектакля, Лика смотрела, как Лаи снимает шапочку, жилет и шейный платок. Расстегнув ворот рубашки, он обернул шею полотенцем.

– Я в ваших руках, – пошутил он, усаживаясь перед ней. Несколько секунд она разглядывала отливающие тёмной медью ворсинки на его голове и маленькие, аккуратные розовые уши. Лаи сидел молча, не шевелясь. Лика смочила ему голову водой и принялась натирать гелем.

Его волосы совсем не кололись под пальцами, хотя отросли всего на несколько миллиметров – они были мягкими, как велюр. Лика вытерла руки и неуверенно взяла станок, не зная, с какой стороны приступить. Её одолевала дрожь. Наконец она коснулась станком его затылка и с нажимом провела сверху вниз. Оголилась широкая светлая полоса; велюр скомкался, липкими от геля катышками потянувшись за станком.

– Как вы нежно это делаете, – сказал Лаи. Волнение схлынуло; Лика ополоснула в миске станок и продолжила начатое. Старательно соскребая каштановую щетинку, она вдруг удивилась тому, до чего это похоже на её археологический опыт.

– Чувствую себя снова на раскопках, – с неловким смешком сказала она.

– Льщу себе надеждой, что расчищать мой череп для вас хотя бы вполовину так же интересно, как черепа марсиан, – со всей возможной куртуазностью ответил Лаи. Лика молча продолжала своё странное занятие. Выбривая ему лоб спереди, она заглянула ему в лицо. Он сидел с закрытыми глазами, и на губах у него была блаженная улыбка.

Лике стало его жаль. Ей было совестно, что она поначалу так отреагировала на его просьбу. Если природа так несправедлива к ним обоим, то зачем отказывать ему хотя бы в таком удовольствии? Что предосудительного в том, что он жаждет ласки, пусть и такой экстравагантной?

Понемногу бритьё было закончено. Она тщательно обтёрла ему голову влажной салфеткой и расчесала его локон, уложив на левый висок, как носили здесь все, кроме военных.

– Видите, я даже нигде вас не порезала.

Эта фраза вышла кокетливой; произнеся её, Лика испытала острое раздражение на саму себя. Но что ещё ей было говорить после такой необычайной формы интимности? Не выяснять же, возбудило его это или нет.

Лаи снял с шеи полотенце, положил его на кровать и повернулся к Лике. Её удивило выражение его глаз. Господи, что у него на уме?

– Спасибо, – с непривычно кривой улыбкой проговорил он. – Мне и в самом деле было приятно.

Он немного помолчал, потом поднял длинные ресницы и спросил:

– А вы знаете, что вы сейчас сделали?

Лика пожала плечами.

– Я так полагаю, поработала вашим парикмахером.

– Думайте хорошенько, – возразил Лаи. – У нас не бывает мужских парикмахеров.

– Ах, ну да, запрет прикасаться к чужим волосам… Дело в этом? Но ведь вы раньше брились сами?

– Не буду вас больше изводить. Это был свадебный обряд.

– Что?!

Первое мгновение до Лики едва доходил смысл его слов; когда наконец дошёл, у неё пресеклось дыхание, и воздух перед глазами пошёл рябью. Лаи увидел, как она переменилась в лице. Сам побледневший от напряжения, он поспешил пояснить:

– Ну, не совсем свадебный… Скорее аналог вашей помолвки. Если мужчина просит женщину побрить ему голову и если она соглашается, то она с этого момента считается его невестой.

Лика попятилась. Ощупью найдя угол стола, она оперлась на него, чтобы не сползти на пол. В глазах у неё плыли зелёные и фиолетовые круги.

– Так вы меня обманули! – сдавленным голосом проговорила она. – Тристан чокнутый!

Голосовые связки подвели её; она сорвалась на визг. Под руку ей попалась банка с освежающими салфетками. Сама не своя от ярости, она схватила банку и, не целясь, швырнула её в барнардца. Банка ударила ему в плечо, отскочила и покатилась по полу. Лаи не пошевелился, не сделал попытки заслониться. Он молча смотрел на Лику.

Его молчание отрезвило её. Она перевела дух и села на край кровати.

– Это было нечестно с вашей стороны, – сказала она. – Вы не имели права вот так привязать меня к себе. Без моего ведома и согласия…

– Вы правы. Не имел.

Лаи поднялся с пуфа и нервно прошёлся по комнате. Вся его грация куда-то растерялась; он не знал, куда девать руки, и то засовывал их под расстёгнутую рубашку, то сцеплял за спиной.

– Простите меня. Я и сам теперь раскаиваюсь, что это сделал. Я болван – я должен был сообразить…

Он не договорил. По его лицу скатилась блестящая капля. Он всхлипнул и отвернулся. Окончательно выбитая из колеи, Лика спросила:

– Тогда какого чёрта вы разыграли это шоу?

– От отчаяния.

Лаи подобрал с кровати полотенце и вытер слёзы.

– Мне была невыносима мысль, что вы можете не воспринимать меня всерьёз. Я отдаю себе отчёт в том, что не похож на мужчин вашей планеты и не могу дать вам того, что могут они; и я боялся, что вы никогда не сможете относиться ко мне так, как если бы я был…

– Бессовестный, – вздохнула Лика. – Неужели вы считаете меня такой?

– Какой?

– Способной… играть вашими чувствами.