Иден прислушивалась не столько к словам, сколько к дыханию дочери и с удовлетворением отметила, что, хотя сама она почти бежала, Мелисса не отстала от нее ни на шаг и даже не запыхалась.

– Конечно, ты для меня самое главное, – сказала мать. – Но ты должна постараться понять – сейчас у меня очень много проблем, которые…

– А я помню это место, – заявила вдруг Мелисса, не слушая ее. – И картины помню.

Вдоль всей лестницы на стене тоже были развешаны картины Тиррелла Фаррингтона.

Иден уже открыла было рот, чтобы рассказать дочери историю портрета с написанным на нем рукой миссис Фаррингтон ожерельем, но, подумав, не стала ничего говорить. Она вдруг поняла, что Мелиссе будет неинтересно. «Почему любовь, которую все называют светлым чувством, так портит жизнь? Я люблю свою дочь, – вздохнула она, – и поэтому не могу просто отправить ее домой и заняться тем, чего мне на самом деле больше всего хочется, – наслаждаться работой в саду. А Мелисса? Она вообще потеряла способность рассуждать здраво, а все от любви к своему Стюарту!»

А она по-прежнему без ума от своего мужа – Иден слышала это в каждом ее слове, в каждом вздохе. Хотя, по словам Мелиссы, Стюарт превратился в другого человека едва ли не в ту же секунду, как за Иден закрылась дверь, – и Мелиссе это очень не понравилось!

Иден решила: превращение произошло потому, что молодой человек столкнулся наконец с реальной жизнью. Пока мать жила с дочерью и зятем, они во многом полагались на нее. А теперь от его усилий зависит благополучие семьи, и он просто обязан вести себя по-другому. Иден вдруг подумала, что этот новый Стюарт, пожалуй, имеет все шансы ей понравиться.

Однако она не могла сказать этого Мелиссе. Дочь вела себя как маленькая девочка, ей страшновато было взрослеть и становиться мамой – то есть ответственной за жизнь ребенка.

«Если бы я осталась в Нью-Йорке, – подумала Иден, – моя дочь никогда даже не попыталась бы повзрослеть. И наверняка заниматься малышом пришлось бы мне. – Иден покачала головой. – Неужели это я допустила такие вопиющие промахи в воспитании дочери?»

Мелисса шла следом за матерью, хныкала и жаловалась. Они вместе вошли в спальню, и, похоже, Мелисса очень удивилась, когда Иден решительно закрыла дверь ванной комнаты у нее перед носом.

Оставшись одна, Иден вздохнула. Как бы ей хотелось наполнить ванну горячей-горячей водой и отмокать там часами. А еще лучше – связать полотенца и спуститься из окна. И сбежать от всех. Ей ужасно не хотелось взваливать на себя проблемы дочери, успокаивать Брэддона и отвечать на дурацкие вопросы агентов ФБР.

– Быть взрослой и ответственной личностью иногда до ужаса утомительно, – пробормотала она, забираясь под душ. – И как, например, я объясню Брэддону, почему я валялась в грязи, с Макбрайдом? – Иден вдруг почувствовала, что улыбается. Интересно, а как Макбрайд объясняет свое поведение боссу?

Иден провела в душе сорок пять минут – она согрелась, отмылась и высушила волосы. Потом поняла, что дольше тянуть нельзя, и открыла дверь, готовая к объяснению с дочерью.

Мелисса мирно спала, вытянувшись на кровати. Иден перевела дыхание, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы умиления – ее девочка и с таким круглым животиком! Или это все же слезы облегчения – ведь разговор можно еще хоть немного отложить? Она накрыла дочь одеялом и, глядя на потолок, произнесла короткую благодарственную молитву.

Иден закрыла за собой дверь спальни – очень осторожно, чтобы не разбудить Мелиссу, – и едва не врезалась в Джареда. Тот тащил сумку с вещами, и Иден сразу догадалась, что агент Макбрайд покидает ее дом. Это хорошо, сказала себе Иден, но где-то в глубине души все же расстроилась. Никто больше не будет готовить ей такие вкусные завтраки, и не с кем будет поваляться на поле…

– Туго пришлось? – спросила она осторожно.

– Да уж. – Джаред бросил быстрый взгляд вдоль коридора, туда, где под потолком поблескивала всевидящим оком камера, и потянул ее в спальню. Но, приоткрыв дверь, он увидел лежащую Мелиссу, Макбрайд испуганно спросил:

– Пора врача вызывать?

– Нет, пока нам нужен только ее муж, – шепотом ответила Иден. Макбрайд кивнул и, взяв ее за руку, потянул в свою спальню.

Войдя, он закрыл дверь и молча смотрел на Иден, словно не зная, с чего начать.

– У тебя большие неприятности? – спросила она.

– Больше, чем ты думаешь. Прикрытия больше нет, и к вечеру весь город будет знать о том, что происходит. – Макбрайд моргнул и пояснил: – Я имею в виду расследование ФБР.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Иден вздохнула: ей не нужно было смотреть, она и так знала, что там можно увидеть: троих агентов и вертолет.

– Кто-то вспомнил, что во время обыска в квартире Эпплгейта нашли книгу о пропавших сокровищах, и теперь руководство уверено, что все дело в ожерелье и что ты не имеешь никакого отношения к шпионажу. Видимо, парень искал сокровища; возможно, это было его хобби. Может, на той бумажке было много чего написано, но сохранилось лишь твое имя. – Он помедлил. – Так или иначе, меня отзывают.

– Понятно. – Иден села на кровать, почувствовав странную опустошенность. Она так мечтала о том, чтобы ее оставили в покое! Но теперь ей вдруг стало страшно. – А кто были те люди, что вломились в дом?

– Есть предположение, что какой-нибудь дальний родственник миссис Фаррингтон мог таким образом выразить недовольство условиями завещания. Но такая проблема не подпадает под юрисдикцию ФБР.

– Но у миссис Фаррингтон не было родственников!

– А может, ты просто о них не знаешь. Я убедил агентство проверить дальние родственные связи, но на это нужно время. Кроме того, – Джаред поколебался, но все же продолжил: – сын старой леди общался со всяким сбродом. Возможно, это кто-то из его дружков по отсидке.

Иден постаралась не думать, что это могли быть за дружки.

– Так ты думаешь, что это кто-то из них?

– Кто-то же пытался найти сокровище… Кстати, в качестве жеста доброй воли ФБР предлагает распространить информацию об обнаружении ожерелья и о том, что это подделка. Это должно избавить тебя от ненормальных, одержимых охотой за сокровищами. Когда все поверят, что в доме больше нет ценного ожерелья, ты будешь в безопасности. Некоторое время тебе будут досаждать репортеры, но потом какая-нибудь звезда затеет очередной развод, и все забудут о сокровище.

– Значит, оно действительно ничего не стоит?

– Ну почему же. Золото настоящее, к тому же ожерелье должно иметь некую историческую ценность.

– С ума сойти, – пробормотала Иден. – Знаешь, мне очень хотелось бы узнать что-нибудь о той герцогине, чью жизнь спас предок Фаррингтонов. Я-то еще удивлялась, почему она не спрятала сапфиры. История говорит, что дама предлагала Фаррингтону жемчуг, но жадный молодой человек уже увидел сапфиры, а потому отверг жемчуг и потребовал прекрасное ожерелье.