Банни Смокера судили, и повесили; в последнем слове он назвал Сигму Триггса грязным сыщиком, доносчиком и наемным убийцей. Перед тем, как ступить на роковой люк, он поклялся возвращаться из загробного мира, дабы пугать по ночам своего врага. Сигма получил сто фунтов премиальных от полиции и вознаграждение в пятьсот фунтов от родственников жертвы Смокера. Он тут же положил всю сумму на свой довольно круглый банковский счет, ибо отличался не столько бережливостью, сколько скуповатостью.

Второе происшествие не принесло Сигме Триггсу ни новых лавров, ни новых капиталов.

Однажды вечером, когда он с обычным прилежанием раскладывал свои перья, линейки и карандаши по отделениям конторки и мечтал о вечернем гроге, в соседнем помещении раздался ужасающий грохот. Стены сотрясались от ударов тяжелых предметов, на пол падали стулья, слышались громкие вопли и проклятия.

Триггс бросился на помощь. И вовремя. Хэмфри Баскет лежал на полу, а какой-то субъект громадного роста пытался расколоть головой сержанта каминную решетку. Сигма бросился на бандита и ударил его, но тот оказался и увертливей, и сильней. Триггс почувствовал, как железная рука сдавила ему шею, он почти освободился, но получил сильнейший удар в подбородок и рухнул на пол.

Придя в себя, Баскет поблагодарил секретаря:

— Клянусь Господом, Сигма, без вашего вмешательства этот негодяй мог заставить администрацию столичной полиции раскошелиться на похороны полицейского, погибшего при исполнении… Мне повезло, но повезло и Майку Слупу.

— Майк Слуп, фальшивомонетчик?

— Собственной персоной, малыш. Королевская добыча для полицейского участка № 2, на долю которого успех выпадает не так уж часто. Боюсь, что нам его теперь не изловить.

Так и случилось. Схватить Майка Слупа не удалось, и Сигме Триггсу пришлось примириться с полученным ударом в подбородок без всякой надежды вернуть долг обидчику.

Тридцать лет честной и лояльной службы давали ему право на пенсию, но он не стремился выходить в отставку, ибо до суммы, которую ему хотелось иметь, сажая в огороде капусту, недоставало несколько сот фунтов.

«Ну что ж, еще пять лет в Ротерхайте, — сказал он себе, — и я достигну того, к чему стремлюсь».

Но достиг желаемого уже через шесть месяцев.

Сэр Бруди скончался в возрасте восьмидесяти лет в своем владении в Ингершаме и в завещании не забыл своего протеже. Кроме двух тысяч пятисот фунтов, освобожденных от всех налогов, он отказал ему прекрасный домик на центральной площади Ингершама, выразив желание, чтобы дорогой Сидней Теренс Триггс поселился в нем.

Это было пожелание, а не приказ. Однако Сигма Триггс решил выполнить последнюю волю благодетеля. Ему никогда не нравился Лондон, мрачный и слишком большой город. Сигма почти не помнил Ингершама, где провел часть детства, но мысль окончить дни в безмерном спокойствии крохотного городка у границ Миддлсекса и Саррея прельстила его.

Он вышел в отставку, убедившись, что ценные бумаги и пенсия дают максимальную ренту. Ротерхайт и Лондон он покинул без сожаления и радости, но расчувствовался в момент, когда Хэмфри Баскет вручил ему подарок — свой любимый малайский кастет.

— В знак дружбы и в память о том дне, когда ты спас мою голову, — заявил сержант.

— Я напишу вам! — пообещал Сигма.

Действительно, он один раз написал ему, но не будем забегать вперед…

Все тридцать лет пребывания в Лондоне Триггс жил у вдовы Кроппинс на Марден-стрит в квартире из трех мрачных комнатушек.

Эта дама, которая, несомненно, знавала лучшие дни, гадала женщинам квартала и тем самым округляла свои скудные доходы. Она предсказывала будущее на игральных и гадальных картах, на кофейной гуще, на часах с подсвечниками эпохи короля Генриха, хвасталась, что по прямой линии происходит от знаменитой Ред Никсон, снискавшей громкую славу прорицательницы в начале прошлого века, и что до сих пор хранит некоторые из ужасных тайн своей пра-пра-родительницы.

В день, когда в Пентонвилльской тюрьме повесили Банни Смокера, миссис Кроппинс опрокинула во время гадания лампу, и огонь опалил три карты из гадальной колоды. В этом происшествии она усмотрела дурное предзнаменование.

Гадальные карты остались немыми, и она прибегла к гаданию с помощью земли. Горсть песка, собранная в полночь на могильном холмике и брошенная на стол, легла, образовав необычные фигуры и поведав, что ее дом посетит призрак.

Она тут же начертала древесным углем на всех западных стенах комнат магическую пентаграмму, ибо нет страшнее символа для грешных душ, вырвавшихся из геенны огненной.

Сигма Триггс, человек простой и лишенный воображения, отказался от защитной эмблемы, но не потому, что не верил в тайный культ. Пентаграмма, нарисованная древесным углем, оскорбляла его эстетические вкусы. Вооружившись тряпкой, он решительно стер ее со стены.

Ночью его разбудили три глухих удара по изголовью кровати, и в лунном луче, проходившем через неплотно закрытые шторы, Сигма увидел странный маятник, качающийся перед люстрой.

Сигма Триггс схватил трость, с помощью которой гонял крыс, и вступил в безуспешный бой с туманной тенью, болтавшейся в трех футах от пола.

Он ничего не сказал миссис Кроппинс, но понял, что Банни Смокер сдержал клятву. По-прежнему не веря в пентаграммы, он ускорил приготовления к отъезду.

Ему хотелось спросить совета у своего друга Хэмфри Баскета, но тот был занят по горло. Администрация возложила на него вину за бегство Майка Слупа и требовала немедленных действий.

Слупа обвиняли, справедливо или нет, в выпуске фальшивых ассигнаций достоинством в десять шиллингов и даже один фунт — они были превосходно подделаны и буквально наводнили столицу.

Баскет, забыв о голоде и жажде, шел по следу сбежавшего преступника, но ему не удавалось поймать упорхнувшую птичку.

Триггс понимал, что удрученного заботами полицейского не могли волновать истории с призраками.

Проведя еще два раунда тщетной борьбы с болтающимся под люстрой призраком, он поспешно уложил чемоданы, отклонил предложение миссис Кроппинс организовать прощальный ужин, заплатил ей за три месяца вперед, прибавил к этой сумме королевские чаевые для единственной грязнули-служанки и погрузился в дилижанс, следующий в Ингершам — городок, которого пока не коснулся железнодорожный прогресс.

Ингершам словно сошел с лубочной картинки и больше походит на деревню во Фландрии, чем на маленький городок Миддлсекса или Саррея. Просторная главная площадь как бы обведена четкими линиями. Ее оживляют пестрые фасады нескольких старинных домов с крылечками и стрельчатыми фронтонами. На ней высятся очаровательная церквушка с колоколенкой, похожей на остро заточенный карандаш (священник уже давно живет не в Ингершаме, а в Доркинге, на расстоянии одного лье), и роскошная ратуша, возведенная в начале XIV века.

Ратуша, громадное и массивное здание, подавляет высокомерным величием окрестные хрупкие домишки. У нее богатейшее прошлое: здесь накануне бегства во Фландрию нашел приют Чосер; здесь плела свои мрачные интриги королева-девственница Елизавета; здесь среди Круглоголовых заседал Кромвель и приговаривал к казни десятки закоренелых роялистов, жителей Ингершама; здесь, на широкой лестнице из голубого камня, фанатики-пуритане неоднократно жгли на кострах папистов, а затем, к великому сожалению их хозяина, дьявола, здесь целый век в ужасных муках умирали некроманты и каббалисты.