Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадий Гурьевич волновался, пожалуй, больше, чем Саша. В степи раздалась его команда, призывающая всех к вниманию. Через минуту он махнул рукой, выкрикнул какое-то слово, сразу же к назначенному месту поскакала лошадь, помчались собаки. Хорошо! Отлично начинается! А Саша-то как ловко сидит в седле! Запросто снимает с плеча ружье и на полном скаку стреляет. Гулкие выстрелы раздаются один за другим. Волки уже настигают Сашу, прыгают на круп лошади, хватают всадника за ноги. До самого конца сцены все проходит четко, в быстром темпе, без всяких заминок. Прекрасно, красиво, четко.
Аркадий Гурьевич сияет от счастья, очень доволен своей работой, но все-таки с тревогой ждет приговора Маргариты Сергеевны.
— Надеюсь, Борис Лукич будет доволен, — говорит она, осадив коня.
— Стараемся, — скромно отвечает Аркадий Гурьевич.
— Я могу доложить Борису Лукичу, что сцена готова к съемке?
— Все в порядке, не беспокойтесь.
На этом закончился смотр приготовлений к съемкам.
Маргарита Сергеевна и тетя Нюра усаживались под брезентовую крышу зеленого «козлика». Надо было возвращаться в совхозную усадьбу, в главный лагерь экспедиции.
Борис Лукич на командном пункте
Через два дня в степь приехали Борис Лукич, Михаил Ефимович, Маргарита Сергеевна, Дмитрий Григорьевич, Серафима Петровна и целый автобус помощников, в том числе и тетя Нюра.
Тетя Нюра понравилась администрации группы своим покладистым нравом. Обычно при съемках детей родственники или родители юных артистов доставляют много хлопот представителям администрации. С излишним усердием и придирчивостью следят, чтобы их мальчика или девочку не задержали на съемочной площадке ни на минуту сверх положенного времени; чтобы не тревожили в слишком холодную или слишком жаркую погоду; чтобы вовремя подали завтрак; чтобы не расстегивали пальто на холоде; не заставляли слишком быстро бегать и слишком высоко прыгать. Словом, часто бывает так, что они не спускают глаз со своего дитяти, на каждом шагу вмешиваются, учиняют скандалы, расстраивают самого ребенка и портят настроение другим, а иногда даже срывают съемки. Беда с подобными несговорчивыми и капризными людьми, одна нервотрепка.
Совсем не такой оказалась тетя Нюра. Она ко всему относилась спокойно, ровно, доверчиво, не смотрела на работников группы, как на Сашиных мучителей, считала всех его друзьями и сама не хотела сидеть без дела. Роль бдительной надсмотрщицы ей совсем не подходила, она искала более полезного дела. И на этот раз, как и зимой, обратись к Михаилу Ефимовичу, который тут же определил ее на работу, поручив следить за подсветками, что она отлично выполняла.
Было решено проводить съемки в утренние и вечерние часы, а в самое жаркое время дня отдыхать.
Величественность Бориса Лукича на степном пекле заметно поубавилась. Он стоял в кузове открытой машины и усталыми, слезящимися от солнца глазами обозревал окрестности. Ездить верхом на лошади он, разумеется, не умел, передвигался по степи только на автомобиле.
Совершенно по-иному вел себя Михаил Ефимович. Он оседлал приземистого рыжего конька и запросто руководил делами, сидя в седле, ни на минуту не терял энергии, даже в самые жаркие часы, покрикивал на осветителей, на собаководов, на своих ассистентов, на актеров и даже на самого Бориса Лукича. Толстенький и кругленький, в широкополой шляпе, он был похож на Санчо Панса. Когда подъезжал к Борису Лукичу и останавливался рядом, высокая фигура расслабленного жарой режиссера напоминала незабвенного идальго Дон‑Кихота.
Саша к этому времени так переменился, что его трудно было узнать. Даже тетя Нюра с удивлением посматривала на племянника.
Эпизод охоты на волков снимали пять дней. Сделали много дублей, попробовали различные варианты. Когда все было закончено, Борис Лукич облегченно вздохнул и, довольный исходом дела, сказал:
— Ну, братцы, перевалили мы через самую трудную горку. Остальное в картине — семечки, одно удовольствие. Спасибо, друзья, всем спасибо.
Саша с сожалением покидал степь, прощался с друзьями, которые многому научили его. Жалко было расставаться с Тулпаром. Саша уже привык к нему, кормил его хлебом и сахаром с ладони, поил водой из ведра. И конь полюбил мальчика, ходил за ним, как послушный товарищ.
— Прощай, Тулпар! Прощай!
Без четвертой стены
Вечером, когда все возвратились на усадьбу совхоза, Саша за ужином спросил Михаила Ефимовича:
— Выходит, мы обманем зрителей, когда покажем в картине собак вместо волков?
Михаил Ефимович потрепал Сашину шевелюру, рассмеялся:
— Запомни, дорогой Саша, что за тридцать лет моей работы в кино я ни разу не обманул зрителей. Даже в самой малой малостию Во всяком деле есть свои профессиональные секреты, а это совсем не то, что называют обманом. Наш эпизод охоты на волков в картине будет абсолютно правдивым, ты сам в этом убедишься. Я обязательно сниму крупным планом настоящих волков с оскаленными мордами, раздирающих свою добычу. Об этом мы уже договорились с заповедником.
— Настоящих волков снимете?! — воскликнул Саша. — И получится так, будто они на меня напали?
— Точно. И никакого обмана.
— Вот что придумали! — всплеснул руками Саша. — Ловко! А все же как-то чудно́ получается. Снимали меня с овчарками, а зрители будут думать, что с настоящими волками.
— В искусстве, Саша, главное, чтобы художнику поверили.
— А если не поверят?
— Тогда дело табак.
Саша задумчиво молчал.
Ранним утром за Сашей приехала Маргарита Сергеевна и увезла его в аэропорт. Настало время сниматься в сценах, где участвовали Петя и летчик Павлов.
С первого же взгляда Саша заметил перемены в аэропорту. Удивительно, как за такое короткое время тут построили новый аэровокзал?
На съемочной площадке прогуливался Афанасий Николаевич в настоящей летной форме. Он еще издали заметил Сашу и пошел навстречу.
— Здорово, Петька! — обрадованно сказал он. — Наступил и наш черед сниматься. Выучил роль?
— Выучил, — солидно сказал Саша. — Что в ней такого трудного?
Они прошлись по траве, завернули к аэровокзалу.
— А это откуда взялось? — спросил Саша.
— Творение рук художника Федора Ушкина. Талантливый человек, скажу тебе. Особый характер надо иметь, чтобы так работать: великолепно