Первое министерство Горемыкина продлилось всего несколько месяцев. Первая, так называемая «Дума народного гнева», при появлении его, встретила его невероятным скандалом, после чего он в Таврический дворец более не показывался. Государю предстоял выбор – распустить Думу или назначить либеральное министерство из ее членов. Верховный Совет, под высочайшим председательством, значительным большинством высказался за вторую комбинацию. За роспуск Думы стояли только И. Л. Горемыкин и назначенный по его ходатайству министром внутренних дел бывший саратовский губернатор, П. А. Столыпин. По окончании заседания совета, Государь удержал премьера. «Что же, Иван Логинович, нас победили», – сказал он последнему. – «Государь, от вашей державной воли зависит всецело поступить так или иначе. Я своего мнения не меняю», – возразил Горемыкин. Обычным жестом Николай II покрутил свой ус и затем, перекрестившись, сказал: «Ну, так пусть будет по-вашему, Иван Логинович».

Премьер тотчас же отправился в типографию Государственного Совета, дабы распорядиться о напечатании на следующий день указа о роспуске Думы. В типографии он, между прочим, нашел оттиски прокламации кадетской партии к народу с требованием ответственного кабинета. Он приказал отнести эти оттиски в свою карету и вернулся домой.

Надо отметить, что престарелый премьер вообще обладал олимпийским спокойствием, не покидавшим его в самые критические дни его долгой карьеры. Как ни в чем ни бывало, он сел за стол, пообедал и, выкурив обычную сигару, отправился на покой. Между тем, Государь успел передумать и изменил свое решение. Около 12 часов ночи к Горемыкину явился царский курьер с новым приказанием – Думу не распускать и явиться на следующий день в Царское Село. Премьер, ознакомившись с содержанием письма Государя, приказал отпустить курьера под предлогом, что он спит и что царское приказание будет исполнено, как только он проснется. На следующий день, к немалому удивлению Государя, указ о роспуске Думы был обнародован и Горемыкин отправился в Царское Село принести монарху свои верноподданнейшие извинения, подав при этом свою просьбу об отставке, которая была принята, и на его место по его указанию назначен был П. А. Столыпин. Через некоторое время И. Л. Горемыкин с супругой отправились за границу, где провели несколько месяцев. Горемыкин покинул пост свой так же, как и занял его – без особенной радости, но и без всякой горечи.

Заместитель его, П. А. Столыпин, был, бесспорно, человеком незаурядным, не лишенным здорового честолюбия, энергичным и решительным. Вначале он не чужд был некоторой провинциальности, за что противники прозвали его «всероссийским губернатором». Но уже вскоре он выказал свои действительно государственные способности. Прекрасный оратор, он пользовался серьезным влиянием в Думе. Политика его носила отпечаток крайнего национализма, и в этой политике его поддерживало «Новое Время», одним из сотрудников которого был его брат, Александр Аркадьевич. Убедившись в успехе роспуска первой Думы, к которому население отнеслось довольно равнодушно и которое, вопреки предсказанию всесильного некоторое время дворцового коменданта Д. Ф. Трепова, не обратилось «в море крови», Столыпин стал приписывать себе инициативу этого роспуска, за что он дорого поплатился. В то время, как не противоречивший ему Горемыкин спокойно наслаждался горным воздухом в Тегеризе, на виллу, занимаемую Столыпиным на Аптекарском острове, произведено было террористическое покушение, стоившее многих жизней и искалечившее детей премьера, спасшегося от смерти каким-то чудом.

При выборе во вторую Думу первый министр ошибся в расчетах. Он сделал ставку на крестьян и сельских священников, которые, вопреки его ожиданиям, оказались левыми. В конце концов, обнаружен был антимонархический заговор, в котором замешаны были некоторые члены Думы. Последние были судимы и сосланы, а Дума распущена.

Во избежание повторения такого случая, Столыпин прибег к антиконституционному изданию нового избирательного закона (9 июня 1906 г.) и получил, наконец, такую Думу, какую он желал, т. е. вполне покорную его воле. Большинство перешло к так называемой октябристской партии, значительно правее кадетской. Но и эта партия министра не удовлетворила. Его усилиями создалась партия националистическая с антиокраинным характером, с яркой антисемитской окраской. Но, несмотря на потерю ими большинства, в Думе кадеты были сильно распространены среди нашей так называемой интеллигенции. Политическая программа Столыпина явно шла вразрез с их взглядами, особенно по вопросу еврейскому. Кадеты начали против него подпольную агитацию, которая повела к тому, что первый министр стал все сильнее склоняться в сторону реакции. Черные сотни вновь подняли свою голову, и, в конце концов, Столыпин пал от руки Багрова во время парадного спектакля по случаю пребывания Государя в Киеве. Но, так или иначе, политическая роль его была уже сыграна. Министр явно потерял свое влияние при Дворе, и отставка его была в принципе решена. Царь посетил смертельно раненного министра, но на похоронах его не присутствовал, не найдя возможным отложить назначенный на этот день смотр войск в Мерзебуше, под Киевом.

Одной из крупных Столыпинских реформ было введение крестьянского хуторского надела, закреплявшего мелкую крестьянскую собственность.

На место П. А. Столыпина Государь назначил его антипода, министра финансов В. Н. Коковцева.

Новый председатель Совета Министров всю свою службу провел в Министерстве финансов и, после отставки Витте, занимал его место в течение 10 лет. Безусловно честный, но крайне узкий в своих взглядах, образцовый чиновник, но лишенный истинно государственных дарований, он был известен как специалист по бюджетной части, каким он и остался на своем новом ответственном посту. Главной заботой его было, по возможности, увеличивать доходы казны. Вводя винную монополию, граф Витте вовсе не имел в виду «выкачивать» доходы из народа. Конечно, он предусматривал увеличение последних, но главной заботой его было снабдить народ вином хорошего качества и дать в руки правительства готовый аппарат, позволявший приостановить торговлю вином во всякое время, что и было с успехом использовано при последней мобилизации. В своих инструкциях заведующим монополией на местах Витте предписывал им содействовать закрытию винных лавок в случае прошений по этому предмету. Коковцев, наоборот, смотрел на всякое закрытие винной лавки, как на ущерб казне и в этом случае заведующие монополией попадали под его опалу.

В. Н. Коковцев был прекрасным оратором и увлекался сам звуками своего голоса. Он мог говорить когда угодно на любую тему. Витте, который впоследствии разошелся с ним, пустил на его счет едкое словцо: «Коковцев – это снегирь, – говорил он. – Птица небольшая, поет недурно, а цена ей – грош».

Нельзя однако отрицать у Коковцева известного упорства в преследовании раз намеченной им цели. Командированный графом Витте в 1905 г. в Париж для заключения необходимого нам после русско-японской войны займа, Владимир Николаевич натолкнулся на затруднения. Он заручился согласием всех французских министров, но встретил упорное сопротивление со стороны Клемансо, бывшего в то время всесильным министром внутренних дел и прислушивавшегося к голосу членов кадетской партии – кн. П. Долгорукова, гр. Нессельроде и др., явившихся в Париж, дабы агитировать против этого займа. Коковцев повел дело весьма ловко. Он заявил Клемансо, что, в случае отказа Франции, России придется объявить свое банкротство, причем сильно пострадают французские держатели русских фондов. «Навряд ли эти последние вас поблагодарят и, главное, накануне выборов, в которых мы могли бы быть вам полезны», – прибавил он.