Парень вжимается в мою промежность своей твердостью, несдержанно матерясь при каждом плотном контакте разгоряченных тел. Меня и саму разрывает от колоссального спектра ощущений, что горячей волной охватывает всю мою плоть, зажигая и опаляя каждую клетку в беснующемся теле, а затем устремляется к низу живота, воспламеняя мой чувствительный центр. Я испытываю такой мощный прилив возбуждения, что мое тело, не поддаваясь контролю, начинает содрогаться, а конечности неметь. Обилие влаги, стекающее по моему белью, рискует оставить мокрой не только мою одежду, но и столешницу!

Видимо почувствовав мое пограничное состояние, Джейк все же немного сбавляет напор. Облюбовав мою шею ключицы и плечи, он возвращает мне свои теплые губы в заключительном медленном, тягучем, безумно нежном поцелуе. После которого мы еще долго стоим там, прилипнув, друг к другу, и смешиваем наше прерывистое, горячее дыхание.

* * *

— Итак, что смотрим? — спрашивает меня Джейк, когда мы все же доходим до дивана в гостиной и усаживаемся с пиццей и попкорном перед телеком.

— Я не знаю, давай что-нибудь веселое.

Полистав огромный перечень различных кинолент, Джейк внезапно шокирует меня, останавливая свой выбор на фильме: «Марли и Я». Я ошарашено смотрю на него, пытаясь осознать всю абсурдность, и нереальность ситуации.

— Что? Этот недостаточно веселый? Мне нравился этот фильм в детстве и я подумал…

Я не даю ему договорить.

— Нет, Джейк дело не в этом. Просто я обожаю этот фильм! Точнее не так, я ОБОЖАЮ этот фильм!!! И готова пересматривать его, бесконечно! Просто я не могу понять, как ты умудрился так точно угадать мое идеальное кино?

Джейк самодовольно ухмыляется, откидываясь на спинку дивана.

— Я наводил справки, — на мое удивление он реагирует раскатистым смехом, — ладно, ладно, просто случайно угадал, без паники!

Единогласно выбрав фильм мы усаживаемся поудобнее, я закидываю ноги на бедра Джейка, а он поглаживает их, параллельно уплетая запасы нашего угощения. 2 часа пролетают незаметно, за просмотром этой прекрасно кино картины: мы смеемся и плачем, иногда спорим и ругаемся, но, в конечном счете, остаемся очень довольны сделанным выбором.

Утирая остатки слез с глаз, я смотрю на Джейка. Он лежит на диване, уместив свою голову у меня на коленях, и мечтательно рассматривает потолок.

— Хороший фильм, — говорит он, а я уверенно киваю, выражая свое согласие.

— Да. После того как в детстве я посмотрела его, стала слезно умолять родителей купить мне щенка лабрадора. И на мое 8-летие моя мечта сбылась. Я назвала его Чарли. Он был самой доброй и умной собакой на свете.

От воспоминаний о Чарли, на лице отпечаталась грустная улыбка. И Джейк, видимо почувствовав эту перемену во мне, поднялся и сел рядом.

— А где Чарли сейчас? — спрашивает он, осторожно взяв меня за руку.

Я пожимаю плечами.

— Если б я знала. Он остался в доме бабушки и дедушки, когда нас с мамой оттуда выставили. И как сложилась его дальнейшая судьба, я не знаю.

Я понимаю, что такой пространный ответ вызовет больше вопросов, чем даст объяснений. И оказываюсь права. Так как спустя мгновение Джейн нахмуривается и уже более серьезным тоном задает уточняющий вопрос:

— Так. Я правильно понял. Твои дедушка и бабушка, выставили вас с матерью, из вашего же дома?

Я киваю.

Джейк смотрит на меня с нескрываемым беспокойством, а затем, поджав губы, говорит:

— Аврора, я бы хотел узнать о тебе больше, и о твоей семье том числе, но если не хочешь, можешь не говорить сейчас. Я подожду, пока ты будешь готова.

От его заботливого взгляда и трепетных прикосновений, моя решимость понемногу таит. Я вижу, что Джейк говорит это искренне. Не интересуется из праздного любопытства, а на самом деле хочет узнать меня настоящую, такую, какая я есть, со всеми тараканами, страхами и предрассудками. А мое прошлое, также является неотъемлемой частью формирования моей личности, и я решаю, все же рассказать Джейку часть своей истории.

— Моя мама была сиротой. После выпуска из детского дома, она поехала в Нью- Йорк, и устроилась работать официанткой в кафе. Там она и познакомилась с моим отцом. Он был из очень богатой семьи. И его родители с самого начала были против их отношений, но спустя несколько месяцев мама забеременела мной, они поженились и переехали жить в Канзас. С этим родители папы уже ничего сделать не могли и дали добро, скажем так, на их брак. Подарили родителям дом, в котором мы все вместе жили: я, мама, папа и потом Чарли. Но дедушка и бабушка всегда относились к маме очень плохо. Постоянно придирались и упрекали, что она «охамутала» отца, привязала ребенком и так далее.

Я громко сглатываю, и отпиваю глоток воды, промочив пересохшее горло, а затем прикрываю на секунду глаза. Джейк молчит, давая мне возможность немного собраться, за что я ему несказанно благодарна.

— Когда мне было 12, папа… умер. И его родители выгнали нас с мамой из дома без денег, вещей и какой- либо поддержки. Чарли взять с собой мы не могли, мы ведь сами остались буквально на улице. Год скитались по маминым друзьям, пока она пыталась заработать денег и найти нам жилье. Она ведь как вышла за папу, ни дня больше не работала. Он был против и говорил, что деньги в семье есть, а она может больше пользы приносить сидя дома.

Я выдаю свою речь практически на одном дыхании. Сердце колотиться как бешенное, отражаясь стуком в висках, из-за чего я практически не слышу своего голоса и говорю можно сказать на автопилоте. Даже и подумать не могла, что рассказ об этом вызовет во мне такие эмоции, спустя столько лет…

Джейк все это время смотрит на меня встревоженным, поникшим взглядом, но не произносит ни слова. А вот мой словесный поток, кажется, разыгрался не на шутку, так как, спустя минуту, я снова продолжаю говорить сама.

— Знаешь, мне тяжело вспоминать те времена, потому что маме было очень сложно. Она вкалывала на 3 работах, чтобы нам было на что жить. Очень похудела, почти не спала, осунулась, стала часто болеть. Я хотела помочь ей и тоже найти подработку, но она не позволяла. Говорила, что моя главная задача — хорошо учиться. Но в остальном, я ни о чем не жалею! После ухода из этой семьи мы наконец зажили счастливо. Потому что, стали свободными. От вечных нападок, упреков и призрения со стороны родственников. Нам было лучше вдвоем в таких скромных, непростых условиях,