в области работы человека с непрерывно совершенствующимися приборами, расширяющими и модифицирующими возможности человека чувственно воспринимать реальность окружающего мира, в первую очередь с визуальными приборами. В настоящее время эта область исследований выпала из поля зрения российских психологов вместе с заказами, финансируемыми военно-промышленным комплексом. Но эта проблемная область продолжает существовать и потенциально может быть освоена только психологической наукой. То, что оптимизация, ориентированная на закономерности уровня физиологических механизмов, не позволяет в таких задачах добиться успеха, может засвидетельствовать каждый, кто профессионально занимался деятельностью оператора-наблюдателя, вооруженного сложными современными визуальными приборами, например тепловизором.

Изображение предметного мира на экране такого прибора, предъявляемое оператору, часто для неопытного человека представляет собой хаос пятен, который никаким стандартным преобразованием невозможно превратить в привычную картину мира. Но по мере накопления опыта работы с таким прибором, опыта реальной деятельности, ориентации и перемещения на местности например, человек поразительным образом научается видеть в изображении предметный мир и действовать в нем. То, как человек научается видеть мир по таким изображениям, невозможно объяснить срабатыванием каких бы то ни было врожденных детекторов: подобные изображения отсутствуют в природе, они созданы человеческой цивилизацией.

В таких случаях, возникающих тем чаще, чем быстрее идет технический прогресс, в процессе которого человек сам создает себе новую среду обитания, наглядно подтверждается выдвинутая и обоснованная Б. Г. Ананьевым идея продолжающегося исторического развития системы анализаторов у человека под влиянием трудового преобразования природы, сформулированное им положение о том, что одним из факторов дальнейшего прогресса ощущений является «прогрессивное развитие орудий труда, технических средств, расширяющих поле чувственного познания» [Ананьев, 1977, с. 88]. Сегодня прогрессивное развитие наблюдательных приборов для профессиональной деятельности человека-оператора уже не столько обеспечивает оператору все больший комфорт на уровне физиологических механизмов различения видимой проекции, сколько предъявляет к оператору все более высокие требования в отношении его способности увидеть в изображении предметный мир, понять изображение, т. е. требует исследований на уровне психологических механизмов, участия психологов.

В приведенном примере и ему подобных случаях, возникающих тем чаще, чем быстрее идет технический прогресс, в процессе которого человек сам создает себе новую среду обитания, наглядно подтверждается выдвинутая и обоснованная С. Л. Рубинштейном идея о том, что генетически исходной формой познания является практическое действие: «Непосредственно реально соприкасаясь с объективной действительностью, проникая внутрь ее и ее преобразовывая, <…> действие <…> как бы несет мышление на проникающем в объективную действительность острие своем» [Рубинштейн, 1935, с. 337]. Ключом к пониманию описанного процесса научения в работе с новыми визуальными приборами является следующее положение, сформулированное А. В. Брушлинским: «…наглядно-чувственные образы уже не сами по себе, как бы автоматически регулируют всю активность человека в обход субъекта, а именно и только субъект с помощью своего мышления, совести и т. д. раскрывает вначале отнюдь не очевидное значение сенсорно-перцептивных данных…» [Брушлинский, 1999, с. 121].

То, как человек научается видеть мир в тепловизионном изображении, невозможно объяснить срабатыванием каких бы то ни было врожденных детекторов. Подобные изображения отсутствуют в природе, они созданы человеческой цивилизацией. Тем более наивным представляется ожидать, что человеческое мышление окажется возможным свести к конечному набору модулей, предназначенных для решения строго определенных задач, определенных раз и навсегда миллионы лет назад на заре человечества. Как показал А. В. Брушлинский, основываясь на принципе субъектности С. Л. Рубинштейна, саморегуляция человека, в отличие от животного, «осуществляется безотносительно к любому заранее выбранному масштабу, эталону, критерию и т. д.» [Брушлинский, 1999, с. 119]. Мыслительная деятельность человека, регулирующая его поведение и определяющая поступки, осуществляется не столько как поиск средств для достижения поставленных целей, сколько как определение целей и их корректировка в процессе деятельности.

Путем достижения гармонии, как внутренней, так и в отношениях с миром, Ананьев считал специализированное развитие человека, его становление как субъекта деятельности. Оптимистический взгляд Б. Г. Ананьева в этом отношении разительно отличается от распространенного в западной психологической традиции представления о гармонии как о состоянии, присущем человеку от природы, и утрачиваемом в результате приспособления к требованиям жизни в обществе. Такой взгляд ярко выразил, например, К. Г. Юнг, который полагал, что в силу особенностей нашей цивилизации развитие человека идет по линии специализации, развития только одной из его функций, которая определяет место человека в обществе, обычно род его основных занятий. Эта функция, обычно и от природы наиболее развитая, приобретает высокодифференцированный, сознательный характер. Однако такое усиленное и одностороннее развитие одной из функций приводит к угнетению функции ей противоположной, которая вытесняется в область бессознательного, приобретает архаический, примитивный, недифференцированный характер. Такой специализированный характер развития Юнг считал причиной внутреннего разлада, драматической расколотости души человека, которую он сравнивал с мучительной раной.

Б. Г. Ананьев считал, что каждый человек является индивидом, субъектом, личностью, но стать индивидуальностью удается далеко не каждому. В том, чтобы помочь людям на этом пути, помочь найти себя, Б. Г. Ананьев видел главную практическую задачу психологии, и в этом колоссальный гуманистический заряд его учения.

Формирование индивидуальности Ананьев считал возможным благодаря тому, что биологические и социальные свойства человека взаимно влияют друг на друга в процессе развития, вызывая изменения в широчайшем диапазоне индивидуальной изменчивости. Особое его внимание привлекали эффекты социальных воздействий на психофизиологические функции. Им и его сотрудниками в широкомасштабных экспериментах продемонстрированы удивительные эффекты индивидуализации онтогенеза психофизиологических функций, в первую очередь сенсорно-перцептивных, как результат особенностей жизненного пути личности и становления субъекта профессиональной деятельности, которые описаны, в частности, в монографиях «Теория ощущений», «Сенсорно-перцептивная организация человека» и других. Описаны как многочисленные примеры общей задержки старения функций, используемых в процессе социально значимых видов деятельности, так и примеры специфического развития в соответствии с требованиями профессии. Например, исследовались особенности возрастной динамики слуховой чувствительности в зависимости от профессиональных занятий музыкой. Сравнивались пороги чувствительности у пианистов, скрипачей и людей, профессионально не занимающихся музыкой, в детском возрасте (учащиеся музыкальных школ по соответствующим специализациям и дети, не обучающиеся музыке) и у взрослых. Наряду с ожидаемым фактом лучшего слуха у музыкантов во всех возрастных группах был обнаружен и яркий факт существенных различий слуха у пианистов и скрипачей. Тем и другим давалось стандартное тестовое задание установить тождество или различие по высоте пары звуков, следующих друг за другом. При выполнении стандартных проб значимых различий между результатами не было. Однако при различении звуков, различия между которыми составляли микроинтервалы, менее 5 колебаний в секунду, скрипачи существенно превосходили точностью ответов пианистов. Было предложено следующее объяснение этого факта. Пианист работает с дискретной шкалой – клавиатурой, поэтому чувствительность к микроинтервалам для него не является необходимой и им не тренируется. Скрипач же работает с непрерывной шкалой, что