Даже после многолетнего пребывания в арламдорской придворной роскоши альд Каллиера сохранил некоторые манеры жителя суровых и туманных Приозерий.

Аэрг сказал (косясь краем глаза на Барлара):

— Вообще я не очень понимаю, зачем ты все это затеял. Клянусь огнем Катте-Нури!.. Неужели трудно было назначить определенное место и время встречи, где мы пересеклись бы с тобой, и я вот так же отвез тебя к королеве? А то я был вынужден гадать, где именно на рынке и в его окрестностях тебя искать.

— Но ведь я же говорил, что непременно найдете? — Абурез хитро прищурился, и его лицо, качнувшись, попало в полосу рассеянного света, выбивавшегося из-под тяжелой занавеси окна. — К тому же я не знаю тебя, благородный. Мне так чудится, что вы не особенно верите в мою законопослушность. Хотя, конечно, ваша беллонская кровь… это многое меняет.

— А ты тоже не арламдорец, — сказал альд Каллиера. — Откуда? Из Нижних земель? Или из Верхних?

— Мгм… можно сказать, что и так.

— Мгм… да, — в свою очередь промычал Каллиера. — Тогда, в лесу, когда мы встретились впервые, у тебя был довольно разбойничий вид. Но сейчас я думаю, что ты — дворянин из Верхнего королевства, который…

— Почему из Верхнего? — перебил Абурез.

— Потому что ты не из Арламдора, — повторил Каллиера. — Не похож. Честно говоря, мне все равно, кто ты такой. После того как ты спас жизнь Энтолинере на охоте, вогнав нож в глаз проклятому кабану… Главное, что и я, и особенно мой помощник тун Томиан… ты еще с ним познакомишься… мы с детства привычны обращаться со строптивой животиной. Я в юные годы даже пас скот на берегу озера Каллиар, — добавил альд Каллиера с такой гордостью, словно он сказал: «Я в те годы восседал на троне!»

Барлар присвистнул и медленно привстал с сиденья. Карету качнуло, и Барлара едва не швырнуло прямо на колени к альду Каллиере. Тот сделал недовольный жест и, сжав мощный жилистый кулак, произнес:

— Несносный мальчишка! Сиди смирно, раз уж благородный господин взял тебя с собой!

Барлар не слышал его. Он выдавил:

— Погодите… так это ты, Абурез, спас королеву? Там, в лесу, на охоте, как болтали стражники этого болвана Хербурка? Тем человеком был ты?..

— Не боги свиней разводят![10]— непонятно к чему назидательно изрек альд Каллиера. Барлар подумал, что поговорка эта — явно не беллонского происхождения. — Каждый должен делать то, на что боги отпустили ему талантов и способностей! Кто-то спасает королев, а кто-то ловит грязных поросят в вонючей харчевне, как этот жалкий Хербурк! Я еще займусь им и его сбродом!..

Человек в сером плаще внимательно слушал благородного Каллиеру, склонив голову к плечу. Потом поинтересовался негромко:

— Не боги свиней разводят, вы говорите? Гм… Красивое изречение. Мм… да, наверное. Правда. Но ведь у вас в Беллоне говорят совсем по-другому. Мне известно, что самый сильный род войск у вас — это закованные в латы воины на бойцовых кабанах, а уж искусству ездить на кабанах приозерные туны учат своих сыновей с самых сопливых лет!

Альд Каллиера смотрел на него с легким удивлением. Барлар хихикнул: рассуждения Абуреза показались ему забавными. К тому же Барлара, как всякого задорного и дерзкого мальчишку, увлекали те события, в круговорот которых он попал. Ехать с самим благородным беллонским аэргом, альдом Каллиерой — в королевский дворец! Да теперь все сорвиголовы и сорванцы с базара, да что там, со всего Ланкарнака будут завидовать ему наичернейшей из завистей!

Тут карета остановилась. Послышался крик кучера, правившего лошадьми:

— Открыть ворота! Благородный альд Каллиера, глава личной гвардии ее величества, к королеве!

Заскрипели створки огромных ворот. Карета тронулась с места. Альд Каллиера, Абурез и Барлар въехали на территорию королевской резиденции.

Королевский дворец в Ланкарнаке был таким же бестолковым, противоречивым и вместе с тем внушительным, как правление всех тех, кто строил эту громаду. Находящийся в глубине огромного парка дворец относился к той разновидности архитектурных продуктов, что характеризуются бесшабашностью планировки и чрезвычайно эклектичным стилем. Каждый король норовил внести свой вклад в строительство этого вечно незавершенного сооружения. Чего только не налепили зодчие за те долгие времена, что прошли с закладки первого камня! Да и сами зодчие, по всему видно, были людьми, скажем так, разными: среди них встречались и гении, и откровенные бездарности, и пьяницы, и примерные главы семейств, и вменяемые, и шизофреники-параноики, отразившие свой душевный недуг в линиях возведенных ими сооружений. Особенно отличился зодчий покойного короля Барлара VIII Благословенного, отца нынешней королевы. Сей зодчий был такой же беспробудный пьяница, как и его король, а потому возведенное им крыло, прилепленное к громадной древней башне незапамятных времен, было крайне неряшливым и бестолковым нагромождением камней. Башенки этого крыла были одна выше другой, коридоры пересекались под немыслимыми углами, галереи и балюстрады были построены так неровно, что нельзя было выпустить из рук никакую круглую вещь: она немедленно укатывалась, набирая огромную скорость. Тронный зал короля Барлара в один прекрасный день и вовсе обвалился; фрагментами потолочного перекрытия убило трех придворных и одного иноземного посла, что дало безутешному монарху и его горе-архитектору повод для еще одного запоя, в процессе которого зодчий и скончался.

Королева же Энтолинера, особа спокойная и практичная, пристроила к громадине свой собственный корпус, небольшой, чистый и аккуратный, как и сама правительница. Здесь она и жила со своими дворцовыми девушками, в то время как придворные могли располагаться где им заблагорассудится, в любом из помещений гигантского дворца. Правда, не все рисковали: дворец был настолько огромен, что в нем вполне могла заблудиться и бесследно сгинуть рота солдат. Спокойно инспектировать запущенный архитектурный ансамбль осмеливались только Ревнители да жрецы Храма, у которых была точная схема всех этих несчетных палат, коридоров, галерей, переходов, отнорков, всех пристроек, всех башен и подземелий.

Вот в такое милое место прибыли наши герои.

Карета остановилась возле аккуратной мраморной лестницы, по обе стороны от которой шли два ряда статуй. На площадке между пролетами бил фонтан. В парапет мраморной лестницы были встроены несколько Столпов Благодарения, одним из которых и пользовалась в момент приезда кареты какая-то хорошенькая придворная дама в сиреневом платье. Увидев, кто подкатил к дворцу, она принялась отвешивать «многослойные» поклоны, как предписывал этикет: сначала медленный и глубокий, потом не такой глубокий и побыстрее… Словом, последний был похож скорее на кивок. Впрочем, на даму никто не обратил внимания, и она поспешила исчезнуть.

В воздухе плыл свежий запах плодоносящих апельсиновых деревьев, столь любимых королевой. Двое гвардейцев, стоявших на первой ступени лестницы, отдали честь альду Каллиере, вышедшему из кареты.