— Круто, — согласился Денис, — но не оригинально. Нужно было оформить «откат» какому-то большому человеку, необязательно же выплачивать гонорар за ненаписанную книгу. Сумма сходится: за вычетом налогов получается примерно два миллиона баксов.

Аналитик кивнул.

— Насчет «отката» не спорю, тут, как говорится, двух мнений быть не может. Но это еще не все. Наше замечательное ООО гнездилось в не менее замечательном Уральском «Стройинвестбанке», слыхали про такой?

— Нет.

— И я тоже нет, до сегодняшнего дня. В рейтинге российских банков он занимает почетное двести восьмидесятое место из трехсот возможных. А замечателен он тем, что заместителем председателя совета директоров там некто Вяземский Н. П. — двоюродный брат сам догадайся кого. Когда я об этом узнал, у меня сразу зародилась одна мыслишка. — И Гмыза с победным видом замолчал.

Для Дениса это оказалось неприятным сюрпризом. По тому, с какой легкостью аналитик выдал предыдущую информацию, трудно было предположить, что он в определенный момент захочет поторговаться. Положительных стимулов заставить его продолжать сотрудничество не было, оставалось только давить, а давить как раз не хотелось, если их отношения перейдут в стадию откровенной вражды, все полетит в тартарары. Нельзя столь неуравновешенного и болезненно самолюбивого человека загонять в угол.

— И? — спросил в итоге Денис, лихорадочно соображая, как быть дальше.

— Что и?! С тебя пол-литра! Ты слыхал когда-нибудь про «зачеты» между налогоплательщиками и бюджетополучателями?

У Дениса отлегло от сердца.

— Да, да слышал! — Он вспомнил одну из лекций Гордеева на тему: «что такое Минфин и с чем его едят», оказывается, пригодилось.

— «Зачеты» запрещены еще в 97-м году указом Ельцина, но Вюнш нашел-таки лазейку и развел Минобразования и Госкомпечать на шесть миллиардов в пользу Подорожного — всучил им вексель очередного липового ООО со счетом в Уральском «Промстройбанке» и тут же выкупил за полцены.

— Это уже после того, как Попкова арестовали и «Русьнефти», соответственно, отказали в налоговых льготах?

— Да. Деньги Подорожному нужны позарез, потому что у него дефицит оборотных средств, после того как он фактически оплатил долг Волчанского НПЗ Найдичу, и отсюда проблемы с украинским трубопроводом. А Найдич, в свою очередь, подкупил кого-то в Киеве, в фонде госимущества, и в Волчанск прислали нового члена совета директоров, представляющего государство. Он там мутит воду против «Русьнефти» — дескать, ненадежный партнер, и проблемы со строительством трубопровода тому яркий пример. Подорожный отправил в Волчанск полномочного представителя, чтобы он держал там руку на пульсе.

— Бешкетова?

— Бешкетова.

— А про Бешкетова ты только, сегодня выяснил, — спросил Денис, — или знал еще от Марии?

— Нет, она мне про дядины дела никогда ничего не рассказывала. Я думаю, она была не в курсе.

— Почему ты так считаешь?

Гмыза замялся:

— Ну-у-у, я как-то раньше над этим не задумывался… Раз Подорожный отправил Бешкетова на Украину с таким деликатным поручением, значит, можно предположить, что он в «Русьнефти» отвечает за «темные дела». И естественно, он бы не стал их обсуждать с племянницей.

— Даже с любимой племянницей, работавшей в Минфине?

— Практиканткой!

— Ладно-ладно. — Денис не стал спорить, какой смысл доказывать что-то Гмызе. — Это все?

— Нет. На собрании акционеров «Русьнефти» будет решаться вопрос о замещении вакантной должности финансового директора.

— А почему образовалась вакансия, что случилось с предыдущим финдиректором?

— Тебе всюду трупы чудятся?! Ничего не случилось. Уходит на пенсию. Знаешь, кто претендует на освобождающееся кресло?

— Кто?

— Твоя Вяземская и Бешкетов.

— Очень интересно! А кому же из них, по-твоему, выгодно отсрочить собрание акционеров?

Гмыза развел руками:

— Понятия не имею! Это задачка для частного сыщика, а не для финансового аналитика. Ну как, теперь мы в расчете?

— До дома подбросить? — уклонился от ответа Денис.

— Сам доберусь! — Гмыза хлопнул дверью и пулей вылетел из гаража.

— Так о чем вы хотели поговорить, Денис? — спросила Вяземская, пропуская его в квартиру. — И почему непременно у меня дома?

— Мне у вас понравилось, — ответил Денис, — особенно коньяк. — Он даже сам для себя не мог точно сформулировать, почему решил говорить с Вяземской непременно на ее территории, и тем не менее полагал это основным залогом успеха. Возможно, в родных стенах она не станет упираться и отрицать очевидное (и практически недоказуемое, во всяком случае, недоказуемое быстро, пока доказываемый факт важен и актуален), возможно, в этом было нечто сродни суеверию, а может, виной всему подспудное желание отыграться за унижение — стояние босиком на балконе, но мстить даме — занятие неблагородное, поэтому Денис не углублялся в самокопание, решил и все.

Вяземская горько вздохнула:

— Коньяк был сказочный.

— А Вюнш, мерзавец, так вас расстроил, что вы приговорили его весь до последней капли?

— М-да, — ответила она, выдержав паузу. — Но думаю, что вас, Денис, это никоим образом не касается.

— Что не касается? То, что Вюнш бессовестно спер два миллиона баксов, на которые вы, Евгения, честно выставили «Русьнефть» и из которых ему предназначалась только половина? Или что убийство Коротаевой висит на нем как гиря и вот-вот утащит на дно? Или то, что это убийство и эти два миллиона тесно связаны? Или то, что Вюнш — действительно мерзавец и потянет вас за собой, даже не для облегчения собственной участи, а просто из мелочной подлости? Что из вышеперечисленного меня не касается?!

Она посмотрела на него с удивлением. Потом с раздражением. И, наконец, с презрением.

— Ну вы даете, Денис! Я считала вас вполне благородным человеком, что в наше время редкость, а среди представителей вашей профессии — особенно.

— Не пудрите мне мозги, пожалуйста! — вспылил он неожиданно для самого себя и замолчал на несколько секунд, мысленно обложив себя же последними ругательствами. — Простите, сорвалось! — добавил он, не преодолев до конца раздражения. — Но считали вы меня олухом, зарабатывающим жалкие тысячи в перманентных борениях с жестокими муками совести и, по самодовольной своей наивности, не подозревающим, что в это же самое время к ногам достойных — к вашим, например, — миллионы сыплются сами собой.

— Да вы поэт! — усмехнулась Вяземская с еще большим презрением, — но предмет вашего вожделения — не высокие чувства, а деньги в чужом кармане.

— А вот объекты или субъекты моих вожделений уже вас, Евгения, абсолютно не касаются! Мечты — личное дело каждого, кстати, есть такой рассказ, кажется у Шекли. Но мы с вами обсуждаем не их.