— Лучше бы ты в Стамбул еще раз съездил. — Всердцах сказал Балабуев. И был неправ, потому что дело свое Шварц выполнил, и информацию доставил.

Но Леня и не думал обижаться, и вид имел какой-то нездешний, нечувствительный к валабуевскому настроению. — Уж очень я сказки там полюбил. Мне так Глафира Емельяновна и говорила. Сейчас еще что. Ты к нам, милый, перед выборами приезжай. Тогда тебе расскажут и про Василису Прекрасную, и про Ивана Царевича. А чего…

— Кто расскажет? — Возмутился Валабуев.

— Они сами и расскажут. — Отвечал Леня, глядя куда-то вглубь, где хранил свою мечту.

Сергей Сидорович стал впадать в натуральную панику. Со всеми такое случается, потому легко представить. Остается совершить последнее усилие, буквально, как снять банку варенья с верхней полки, и тянешься к ней, и на стул встаешь, и на самые кончики пальцев, как балерина Плисецкая, Вот она, родимая… Ну, давай… и хорошо еще, если мимо пролетит и не засветит клубничным по голове.

Здесь, конечно, было не так, но похоже…

— Леня, послушай. — Сергей Сидорович перехватил застывший взгляд. — Ты погоди. Погляди на меня. Потом сядем, станем вместе мечтать. Ты о своем, а у меня, думаешь, нет мечты? Думаешь, заматерел Валабуев на службе… Никак нет. И у меня в душе розы цветут. Только давай сначала дело завершим. Столько времени положили. И зря? А потом я, может, тоже с тобой отправлюсь. А чего…, гармошку купим. Я тоже частушки знаю. Мыши хором поют. Мы — ребята удалые, любим щели половые… Понял юмор? И споем. Леня, ты что?…

Валабуев набегал на Шварца с разных сторон, вертелся за стулом, туда и назад. И добился своего. Взгляд Шварца стал проясняться, вернул ту самую вдумчивую сосредоточенность, которую Балабуев так ценил.

— Чем они его опоили? — Бормотал Балабуев. — Может, и впрямь в баню заманили, да на верхнюю полку, да с частушками…

Балабуев занимал Шварца разговором, пробуждал, тормошил, пока, наконец, не убедился. Не пропали усилия зря.

— Я почему, — ворковал Сергей Сидорович. — Угорелый — тоже человек, может еще больший человек, чтобы жизнь от всей души полюбить. Но мне, Леня, голова твоя светлая необходима. И сам я умом раскидываю, но ты, Леонид, для меня, друг и соратник. Ну, как? Поедем, поедем. И чай вместе пить будем. А пока скажи, что эти Берестовы вытворяют? Как их понимать? Сам видишь, чудеса какие. Смотри сюда. Дай палец. Не этот, указательный. Вот так. А теперь закрой глаза и кончика носа коснись. Ну, вот, молодец, а то, говоришь ему нос, а он в глаз целит. Теперь правой. Видишь, как здорово.

— Я понимаю. — Здраво рассуждал Балабуев. — На музей они вышли через Берестову, тут большого умения не понадобилось. Потом туда-сюда и взяли Кульбитина в оборот. Обстановка позволяла. Иван Михайлович этот — жох. Что-то они вдвоем с покойником проворачивали. Нужно узнать про тот завод в Купцовске. Это я выясню. — Балабуев вернулся за стол и черкнул себе.

— Видно, дела шли. Плахов этот болван, прости Господи, хоть тот не простит. И я всецело поддержу. Без сейфа печать хранить, тут прощения ни в какой канцелярии нет, ни в здешней, ни в небесной. Но скажи, что за игру они ведут? Ну, девка — понятно. То есть, нет. — Балабуев вспомнил нацеленный ему в лоб пистолет. — Что за выходки такие? Безумие показать? Так я и сам знаю…. Нет, ты скажи… — Балабуев уселся за стол, подпер голову рукой и замолк.

— Да, открой ты рот. — Взорвался Сергей Сидорович, глядя на бездеятельного Шварца. — Я тебя спрашиваю. Что за люди такие?

— С Кульбитиным они связаны. Сбили его с пути истинного.

— Научился… с пути истинного. А в чем этот путь? Я понимаю, Купцовск. Сколько там народа? Завод большой?

— Теперь разве скажут? Частное предприятие. Кое-что я записал, если пригодится. Телефон этого служивого, из милиции. У него на заводе свои люди. Очень они тамошней ситуацией недовольны. Разговор у вас может получиться, частным, конечно, образом.

— Нет, ты и впрямь в бане побывал. — Балабуев завладел телефоном. — Тот сам предложил связаться, а ты молчишь?

— Я не молчу. Я вам, Сергей Сидорович, по пунктам информацию излагаю.

— Сначала про монахов каких-то голову морочил, которые в стене засели и песни поют, а тут готовая наводка. — Балабуев бережно разгладил бумагу с телефоном. Шварц молчал.

— Точно, угорелый. — Думал Сергей Сидорович. Нужно было приспосабливаться к моменту. Леня будто плыл стилем баттерфляй, то уходил с головой, то выныривал. Вот тут и нужно было ловить.

— Путаемся мы. Смотри сюда, Леня, смотри… Как-то они этим заправляли. И Маша тут кстати пришлась. Но к чему она дурочку валяла — родной отец, не родной. В чем фишка? Со странностями особа, мягко говоря. Требует внимания. Тут тебе и родительская забота, тут тебе и мужское сочувствие. С малахольной мало кто захочет связываться. Разве что Плахов какой-нибудь найдется. Вот они ее и определили. Так что ли?

— А по виду сразу не скажешь. Хоть я со слов, сам не наблюдал. Говорили там, что с придурью. Что-то они с ней выделывают.

— Кто выделывает?

— Бог весть, Сергей Сидорович. Там весь народ такой. Которые непьющие… — Голос Лени звучал все более уверенно.

— И ты, я гляжу, Бога поминать стал. Так вот, не дай Бог, с такими нормальными дело иметь. Я справки навел. Психопатическое развитие личности, и дальше пойдет, если не уделить внимание. Росла среди кликуш. А они умеют. — Балабуев спохватился, глядя на Шварца. — Так отделают, что… А на учет их особо не ставят. Из коммуналок расселить, и ладно, а то кастрюли на французский замок стали закрывать. Царица она или кто там еще…

— Гетера, например… — Подсказал Шварц.

— Вот, вот… Ты лучше знаешь, как себя в деле проявить. И чтобы не работать нигде. И репутацию создать.

— Ну, хорошо. Организовали они. А Плахов причем? — Встряхнулся Шварц.

— Мало ли. Сама девка могла проявить интерес. — Валабуев демонстрировал подчеркнутое пренебрежение. Так ему вспоминалось о Берестовой легче. — Ну, и директор все-таки, Плахов этот. А крутила и тем, и другим.

— Но что-то у них не заладилось. — Поддержал догадку Шварц.

— И я вот тебе скажу. Были у них средства. Большие причем. Только с кого теперь спросить. Кульбитин спит в земле сырой. Берестов в больнице, то же намеревается, вопреки интересам следствия, покинуть, так сказать. А Машуня гуляет сама по себе и справку показывает, что крыша не на месте. То ли по полной программе, то ли просто нервы шалят. Сейчас, пойди, прибери ее к рукам.

— Пока мы этого не поймем, дело не сдвинется.

— Тут и понимать не нужно. Бизнес. Я даже музей этот, чертов проверить не могу. Приход, расход. Аудит нужен, а где его взять. Наше дело, кто Кульбитина по голове огрел. Тут только одна зацепка. Не только нас это интересует. Вот с той, с другой стороны бы подобраться. А так, прямо кукольный театр. Перед занавеской бегают, дубасят друг друга, а кто за ниточки дергает? Это тебе не покажут.