Пора было отправляться дальше.

Хрустнула внезапно ветка растущего неподалеку кустарника. Сульг замер: на берегу кто-то был.

В Доршате светило солнце.

Тиго потоптался на крыльце трактира, вздохнул, собрался с духом и переступил порог.

Тиго служил городским стражником уже четыре года, повидал многое — ночами в Доршате бывало неспокойно — но для него, как и для остальных солдат патруля не было ничего страшнее, чем отвлечь сержанта Трумака от беседы с богами. Он был родом из сарамитов, а они известны набожностью, трижды в день советуются с богами по любому поводу. И Тиго, и четверо стражников, что остались за дверью, прекрасно знали, о чем сержант беседует с божествами. Наверняка уговаривает каменных куколок, чтобы остаток службы прошел без крупных происшествий. Служить Трумаку оставалось всего полгода — потом долгожданная отставка. Можно будет купить небольшой домик на окраине Доршаты, жениться и пожить наконец-то в свое удовольствие. Средств на спокойную жизнь вполне хватало: набожность сарамита нисколько не мешала ему драть взятки с торговцев квартала и облагать данью знакомых карманников, промышляющих на рыбном рынке, который патруль обходил дважды в день, следя за порядком.

Тиго прошел через большой зал, еще пустой по случаю утра, кивнул хозяину трактира, перетирающему посуду возле стойки, — тоже сарамиту, давнему приятелю сержанта, — и остановился у двери, ведущей в маленькую комнатку. Стражник поколебался, потом осторожно стукнул в дверь — сколько ни тяни, все равно придется сообщить сержанту, что боги за что-то обиделись на него и остаток службы, похоже, пройдет не так спокойно, как хотелось бы. По крайней мере, если судить об этом по первому дню полугода, как это полагается у сарамитов.

Из-за двери донесся звук, напоминающий рычание. Тиго подумал немного и решил, что это было разрешение войти.

Трумак сидел за столом, огромными лапищами расставляя перед собой двенадцать куколок, грубо вырезанных из серого камня.

— Чего тебе? — буркнул сержант. Он очень не любил, когда ему мешали беседовать с богами. Как-то раз Падиш, самый молодой солдат из их пятерки, имел неосторожность сунуться в комнату с каким-то пустяковым вопросом. Тиго понятия не имел, ответил ли ему сержант, зато видел своими глазами, как Падиш, выйдя на крыльцо трактира, выплюнул собственные зубы.

— Сержант Трумак, — официально обратился Тиго к начальству и не без самодовольства отметил, что голос почти не дрожит.

— Чего ты там блеешь? — Сержант глянул на подчиненного исподлобья. — Ближе подойди!

«Нашел дурака», — подумал Тиго и переступил с ноги на ногу, что вполне могло быть истолковано как шаг вперед. Стражники, которым сержант велел обойти квартал, кинули жребий, кому из них придется сейчас вытащить Трумака на улицу, помешав разговору с сарамитскими каменными божествами. Тиго не повезло, но он призвал на помощь духов удачи и сильно надеялся, что они не подведут, потому как надеяться больше было не на кого.

— Тебе что, придурок, жить надоело? — обманчиво спокойным тоном спросил Трумак. Маленькие голубые глазки его блеснули, мощный загривок налился кровью. Тиго понял, что если не хочет остаться без зубов, как бедняга Падиш, говорить нужно очень быстро: сержант только казался неповоротливой, заплывшей жиром тушей. Когда доходило до дела, Трумак двигался легко и стремительно, точно горная кошка.

— Прошу извинить, белл. — зачастил Тиго. — Происшествие на улице Каретников!

— В самом деле? — Сержант взглянул на куколок, расставленных на чистой белой тряпке, и приподнялся, опираясь на кулаки, громадные, как пивные кружки. — А ну, подойди-ка ближе, шепни, что такое стряслось за те десять минут, что я здесь? Осторожный Тиго снова потоптался на месте, с опаской глядя на нависшего над столом сержанта. Убийство! — выпалил он. Светлые брови Трумака поползли вверх:

— Среди бела дня? Говори живей!

— Мужчина на площади вырвал младенца из рук женщины и полоснул по горлу ножом!

— Зарезал? — Сержант бросил укоризненный взгляд на куколок и вздохнул: происшествие в первый день полугода ясно указывало на то, что последние несколько месяцев до отставки будут не из легких. Боги наказывают его, наверное, не стоило требовать с проклятых рыбников пять серебряных монет вместо обычных четырех. Но жизнь дорожает, а жалованье остается таким же крошечным, как и много лет назад!

— Не успел… Мать закричала, и он бросил младенца ей в руки.

— Парень, что у тебя с мозгами? Если ублюдок жив, какое же это убийство? — Сержант вылез из-за стола и нахлобучил на круглую голову, поросшую седым ежиком, потертую форменную шляпу. — Задержали?

— Под охраной возле крыльца. И женщина, и этот…

— Отправить его в городскую караульную, пусть разбираются… да эти дармоеды тут же потребуют, чтоб мы сами везли его в тюрьму! — Трумак пробормотал ругательство и тут же прикусил язык, оглянувшись на каменных богов, прикрытых чистым полотенцем.

Тиго проворно шмыгнул в дверь, следом за ним, ворча, как недовольный медведь, вывалился сержант Трумак.

Трумак считал себя человеком бывалым и опытным. Ему хватило одного взгляда, чтобы определить, к какому сословию принадлежит женщина: не богачка — богатые люди пешком ходят редко, но и не из бедных, скорее всего, жена торговца средней руки. Полосатая юбка хорошего сукна, па плечах — белоснежная кружевная косынка, сколотая золоченой брошью. Молодая и, наверное, смазливая… когда не обливается слезами. А сейчас — глядеть противно: нос распух, глаза покраснели, светлые волосы растрепаны… Сержант еле заметно поморщился, слезливые женщины выводили его из себя. Он покосился на укутанного малыша, который лежал в корзинке и, благодарение небесам, молчал — больше женских слез Трумака раздражали только орущие младенцы.

Сержант перевел взгляд на задержанного, возле которого, обнажив дешевые мечи, стояли два солдата стражи. Это был высокий мужчина средних лет с тронутыми сединой волосами, чисто выбритый, похожий на лекаря из хорошего дома. Он стоял, скрестив руки на груди, глядя перед собой непроницаемыми черными глазами, и казался совершенно спокойным.

— Так, — кашлянув, проговорил сержант. Взгляд его быстро и внимательно обшаривал фигуру человека, отмечая каждую мелочь: дорогую неброскую одежду, перчатки из мягкой серой кожи, простроченные черным шелком, плащ с застежкой из черненого серебра. Гм…

— Симбар, доложи, что произошло!

Симбар, рыжеволосый уроженец Лутаки, самый смышленый в наряде, приступил к докладу, преданно уставившись на сержанта круглыми глазами:

— Вот эта белл шла по улице Каретников. — Он покосился на женщину, та высморкалась в угол косынки и прерывисто вздохнула. — Вдруг вот этот… э… господин бросился к ней, вырвал ребенка из рук, выхватил кинжал и…

— Хотел зарезать! — перебила женщина и гневно посмотрела на темноволосого человека. — Убийца!