— Мудрец сказал: я знаю лишь то, что ничего не знаю.

— А вы правда Профессор? — поинтересовалась Ольга.

Старик скромно кивнул.

— А каких наук?

— Я математик.

— Для математика у вас слишком разносторонние познания, — удивился я.

— Математика — царица всех наук, — назидательно молвил Профессор. — А специализация не определяет широту кругозора. За четыре года от нечего делать я его несколько расширил. Видели литературу в моем подвале? Ну вот.

— Так вы не физик, не биолог? — разочарованно переспросила Ольга.

— Увы, сударыня!

— Жаль. — Наша спутница не отличалась особым тактом.

Я покачал головой.

— Помню фразу из какого-то фильма: эту страну всегда спасали партизаны.

— Может, это и верно, — согласился Профессор. — Знаете почему? Потому что армия действует по приказу, хорошо еще, если не дурацкому. А партизаны — по велению сердца и из личного энтузиазма.

— Нету у меня никакого энтузиазма, — буркнул я. — Нашли Дениса Давыдова!

— Я в отряд батьки Ковпака тоже не записывалась, — заявила Ольга.

— И я, знаете ли, не инсургент, — сказал Профессор. — Мотивы, конечно, у всех разные. Но если бы мы были, как та чиновничья армия, что облепила Зону, мы бы сейчас катили обратно, несмотря на любые приказы.

…Для ночевки я выбрал небольшую площадку у обочины, за которой простиралась обширная марь. Сигнализация сгорела вместе с Исаевским бэтээром, так что оставалось полагаться на собственное чутье. А на открытом месте меньше неожиданностей.

Спать надежней в вездеходе. Но перед тем, как улечься, мы разожгли небольшой костер и уселись вокруг него ужинать. Этого делать не стоило из соображений безопасности. Но целый день тряской езды требовал отдыха на свежем воздухе. На всякий случай слева от себя я положил гранатомет, а справа пристроил автомат. Я надеялся на свое чутье, в последнее время оно меня выручало не раз. Будем верить, что не подведет и нынче.

Мы вяло жевали и говорили о пустяках. Стресс последних дней сменился реакцией. У Профессора слипались глаза. Ольга выглядела усталой. Мне в голову лезли разные печальные мысли, но я решительно гнал их прочь.

Все же Зона такое место, где ни на что нельзя полагаться. Даже на мое «шестое чувство». Я не ощущал ничьего присутствия на километры вокруг. Высокая тощая фигура, возникшая из сгустившихся сумерек, стала для меня неприятным сюрпризом.

Я поднял автомат. Профессор охнул. Ольга, кажется, успела схватиться за оружие даже раньше меня.

Высокий худой человек в развевающихся лохмотьях, с гривой нечесаных волос, переходящей в дремучую бороду, неровным шагом приблизился к костру, молча повозвышался над нами с минуту, а потом, по-прежнему не говоря ни слова, уселся на землю и протянул костлявые руки к огню. Оружия у него не было никакого, не наблюдалось вещмешка или котомки, лицо скрывали волосяные дебри, сквозь которые поблескивали только глаза. И глаза эти выглядели странно, как два провала в пустоту. Я не заметил в них зрачков. Опасности, он, похоже, не представлял. Но это был еще один, перед которым мои способности оказались бессильны, будто перед глухой стеной.

Тишину нарушил Профессор.

— Есть хотите? — Он протянул гостю бутерброд. Пришелец взял его, целиком запихнул в зубастый рот и принялся жевать.

Ольга недоуменно поглядывала на меня. Я делал вид, что ничего необычного не происходит.

— Издалека идете? — спросил Профессор.

Чудной пришелец отверз свою пасть.

— Вечно из ниоткуда грядет человек в никуда, из предка в потомка, заблудившись духом во мраке и пути не ведая, уповая на богов, коих нет! — возвестил он.

— Это вы к чему? — недоуменно спросила Ольга, но я сделал ей знак помалкивать.

— Вы каких богов имеете в виду? — поинтересовался Профессор.

— Богов, измышленных от слабости и бессилия, от страха и отчаяния. — Пришелец, похоже, готов был снизойти вниманием до Профессора, а нас с Ольгой игнорировал. — Бога, которого распяли, а потом орудие казни почли священной реликвией Бога, плотью и кровью которого причащаются, как каннибалы, лицемерно вкушая хлеб и вино. Хлеб и вино — это прах, яство, а кровь и плоть есть живая субстанция. Лицемерие есть вера их! Ибо после смерти живет человек в потомках и делах своих, а не в Царствии Небесном или геенне огненной. Что такое Царствие Небесное? Тьма, холод и пустота космоса. Из него снизошла Чума на землю. И где же боги, которым люди слепо мольбы возносят?!

— Ну почему же именно из Царствия Небесного? — возразил Профессор. Он интуитивно взял нужный тон, будто так и надо, будто привык беседовать с этакими типами. — Быть может, как раз это порождение упомянутой вами геенны.

Пришелец смачно плюнул прямо в костер.

— Глупцы останутся глупцами. Геенна — всего лишь овраг под Иерусалимом, где веками сжигали мусор. Просто огонь и зловонный дым! И больше ничего. Как из этого может что-то возникнуть?!

— Что-то я не пойму… — начал Профессор.

— И не поймешь! — перебил незнакомец. — Ибо через лицемерие ничего постичь нельзя.

— Под лицемерием, как я понял, вы подразумеваете христианство, — сказал Профессор.

— И его тоже. Стоило жизни на клочке земли перевернуться, и что?! Где ваши православные, католики и прочие? Вместо них появились Святоши. Они в дурмане слышат, но не понимают. И всуе поминают имя Божье! У Бога нет имени. Он непостижимая сила Мироздания!

— А как же дьявол?

— Бог и дьявол суть одно и то же. Нет добра и зла, а есть единое целое, не доброе, не злое, Сила, удерживающая Вселенную в равновесии, чтоб не наступил Хаос.

— Ну что ж, — усмехнулся Профессор. — Материя во Вселенной действительно стремится к энтропии, и силы, препятствующие этому, можно назвать как угодно. Это ничего не меняет.

— Не ведаете вы о Вселенной ничего. Вам кажется, что на Землю обрушилось бедствие Чумы. А людям просто приоткрылась частица истины, которую они не хотят понять и цепляются за привычные никчемности: науку, Бога, дьявола.

— Не стану спорить, наша наука на фоне Мироздания может выглядеть смехотворно. Но как-то вы свалили все в одну кучу. Помнится, манихейцы в своем дуализме трактовали Бога и дьявола равнозначными. Но даже они не допускали тождества.

— А катары не признавали храмов, икон и попов. Они хотели напрямую общаться с Богом. За это их прокляла церковь и перерезали правоверные крестоносцы, рыцари-тамплиеры. А тех, в свою очередь, тоже перерезали и сожгли на кострах другие, не менее правоверные священнослужители. Где тут Бог и где дьявол?! Разве не пример их тождества?

— Ну, — возразил Профессор, — это скорее пример человеческих заблуждений и пороков, для которых религия лишь предлог. Если же обратиться к генезису образов Яхве и Люцифера…