Я изумляюсь тому, сколько всего ты помнишь и как ясно излагаешь, приводя одно в пример другого и увязывая разнородные явления плотной сетью причинно-следственных связей. Но не дай Бог мне сказать об этом вслух! Ты вздрогнешь, словно испугавшись, что выдал какую-то тайну и, как бы желая оправдаться, тут же вцепишься в какой-нибудь дешевый детектив — благо от бабушки у меня их остался целый шкаф. Твоя читательская всеядность поистине фантастична. Ты проглатываешь, не жуя, одну за другой брошюры по высшей математике, английскую классику, постструктуралистскую философию и «Гарри Поттера». Ты будто питаешься текстами: тебе непременно нужно что-нибудь читать — неважно, что. Я пытаюсь указать на то, что образованному человеку неприлично даже открывать так называемые бестселлеры. Ты со вздохом киваешь — да, мол, что возьмешь с дурачка! — и украдкой снова скашиваешь глаза на страницу из Марининой. Что ж, благодаря книжному шкафу мне все-таки удается выманить тебя с балкона на диван и плотно закрыть дверь: все, перекуры на сегодня заканчиваются. Ты слишком поздно замечаешь это, но, подумав, смиренно вздыхаешь и снова погружаешься в чтение. Однако, если вдруг спросить тебя о чем-то, ты подробно и обстоятельно ответишь, как будто у тебя есть свободная часть мозга, всегда готовая на параллельный мыслительный процесс. Это позволяет тебе одновременно вести несколько линий обсуждения, прерывая любую из них на несколько часов или даже дней, а потом возобновлять с того же момента. Даже если я что-нибудь забуду, ты не забудешь никогда и включишь нужный диалог по первому клику. Ну, может, не по первому, но время на перезагрузку потребуется немного.

— …Знаешь, я все-таки не согласна с тобой, что на людей нельзя злиться. С одной стороны, это здорово, когда тебя ничего не беспокоит, ты всем доволен и так далее. Я бы сама, может, мечтала уметь так. Но согласись — в мире таки есть зло. И его немало! Если быть эдаким буддийским монахом, который возвышается себе над бушующим морем людских пороков, то пороки не только не исчезнут — они умножатся. Да! Если не сопротивляться злу, оно будет расти. Получается, что непротивление злу — это не добродетель, а эгоизм. Не желая нервировать себя негативными эмоциями и борьбой, этот монах просто умножает зло!

— Угу…

— Нет, в самом деле! — Я устраиваюсь на диване позади тебя и ерошу рукой твои волосы. — Тогда неумение злиться оборачивается равнодушием и бессовестностью. Выходит, добродетель — это как раз умение злиться. Потому что если ты эмоционально реагируешь на зло, ты будешь прикладывать усилия и для борьбы с ним. При этом тебя еще со всех сторон будут критиковать, что вот, мол, какой ты нехороший и злой. А другие, мол, добрые и хорошие, потому что всех любят и ни с кем не борются…

— Да, наверное… — Ты задумчиво переворачиваешь страницу.

— Таким образом, на долю злящегося приходится и стресс от эмоционального переживания зла, и повинность борьбы с ним, и критика от непротивленцев-злу-насилием. Причем, даже если он в итоге победит зло, непротивленцы его все равно будут ругать! А изначально добрым так или иначе достанутся все лавры, что бы они не делали…

— Да, это ужасно несправедливо. Что им достанутся все лавры.

— Э-э, дело не только в лаврах, дело в принципе… Ты смеешься! — Я приподнимаюсь на руке, заглядываю тебе в глаза, прикрытые упавшими кудрями и убеждаюсь, что так оно и есть. — Ионушка, ну как ты можешь смеяться? Ведь в мире столько зла!

Ты откладываешь книгу и переворачиваешься на спину; я тут же, как кошка, забираюсь тебе на грудь.

— Ну, посмотри сам. — Я глажу тебя по волосам, убирая их со лба. — Вокруг нас полно негодяев. Они на каждом шагу! Захватчики, которые огораживают леса и застраивают берега озер. Хамы и жлобы, которые паркуются на газонах, матерятся на улицах и включают музыку по ночам. Шашлычники, которые оставляют после себя мусор. Ленивые полицейские и продажные чиновники, которые не реагируют на жалобы. А еще… еще есть женщины, которые курят во время беременности и рожают больных детей, а потом еще и требуют, чтобы государство о них заботилось, и чтобы разные благотворительные фонды собирали им деньги на лечение, хотя они сами во всем виноваты…

— Гм, ты полагаешь, что не стоит их лечить?

— Я… — Я озадаченно замолкаю. — Ну, не то чтобы… Нет, конечно, несчастные дети не виноваты в том, что у них такие матери! Но сам факт! Я вот что хочу спросить — почему, почему они существуют? И при этом, заметь, они счастливы. И эти тетки, и автохамы, и берегозахватчики. И я не понимаю, почему? Ведь это же несправедливо. Так не должно быть!

Я увлекаюсь и не замечаю, что ты уже не улыбаешься, а внимательно смотришь на меня с высоты подушки. Мне становится не по себе.

— Ионушка… ты ведь со мной согласен, правда? — спрашиваю я изменившимся голосом.

Ты высвобождаешь руки и крепко обнимаешь меня.

— Танюша, мне тебя так жаль. Это, наверное, очень тяжело — все время думать обо всех на свете проблемах.

— Но ведь должен же быть кто-то, кто о них подумает! Иначе же их не решить.

— А если все время думать, то разве удастся решить? Ты вот думаешь обо всем, а тебе от этого только хуже и хуже.

— Что же делать?

Ты вздыхаешь.

— Не знаю, Танюшечка. Я, наверное, и правда страшный эгоист. Потому что вокруг столько зла, а я сижу себе ровно и не страдаю. Приходится Танюшке за всех страдать. Бедная Танюшка, — говоришь ты, обняв руками мою голову. В твоем голосе нет ни тени шутки, ты совершенно серьезен. — Давай я тебя пожалею, а?

— Давай! — всхлипываю я.

И ты меня долго, нежно жалеешь. Твои губы, касаясь меня, снимают одну за другой все дурные мысли, и через какое-то время я уже не понимаю, отчего и на кого я злилась. Ведь мир прекрасен! И люди тоже. Опьянев от поцелуев, я поднимаю голову и спешу высказать тебе все, что сейчас в нее пришло:

— Ты прости меня, что я такая плохая… Я сама не знаю, почему! Наверное, потому что я так долго… В общем, сейчас все совсем не так и я совсем не такая! Я счастливая, я просто тону в счастье, и я не знаю, кого за него благодарить. Тебя?

Ты разглядываешь меня, словно ответ на этот вопрос может быть написан на моем лице; не найдя его там, ты качаешь головой.

— Тогда, значит, Бога. Да, я благодарю тебя, Бог! Я хочу… Я готова…