А другой раз Айр-Незим сказал так: «В империи теперь два государя, одного зовут Нарай, а имени другого я что-то не упомню».

Все были шокированы таким поведением и решили, что господин Айр-Незим зря распускает свой язык и что Осуе теперь не видать процентов, как собственных ушей. Но мало того, что Нарай решил не платить процентов!

Он представил государю смету доходов, которые Осуя получила от соляных и шерстяных монополий, и по этой смете с хитрой арифметикой вышло, что не только и проценты, и основную сумму банк давно получил, но что он еще и нажился за счет казны на сто пятнадцать миллионов, и что хорошо бы эти сто пятнадцать миллионов получить обратно. Документ был совершенно хамский, хотя и весьма талантливый, и Айр-Незим просто взбеленился, когда узнал, что одним из его соавторов является Четвертый Судья Нан.

И вот, когда, покинув Шаваша, господин Нан явился в управу советника Нарая, тот встретил своего молодого протеже очень весело. Если бы это был не господин Нарай, можно было бы сказать, что он танцевал.

– Могу вас поздравить, мой молодой друг, – сказал Нарай, – государь подписал проект о прекращении выплат осуйского долга. Завтра, в Зале Ста Полей, Айр-Незим выслушает указ!

Нан поклонился и произнес:

– Множество вещей, полезных для государства в принципе, вредят ему в данный момент. Не лучше ли подождать до той поры, пока варвары не покинут столицу?

Но Нарай только отмахнулся:

– Этого требуют интересы государства, – сказал он, – к тому же я больше не желаю терпеть насмешек Айр-Незима!

Господин Нарай продиктовал ему несколько мыслей, подлежащих обработке, и вдруг спросил:

– А что поделывает господин Андарз?

– Господин Андарз, – сказал Нан, – вчера сочинил стихи о месяце, который плавает в пруду, как желтый кораблик. Он выразил в них желание забраться на лунный кораблик и уплыть на нем далеко-далеко.

Старый чиновник вдруг поднял голову и стал смотреть на почтительно стоявшего Нана, и будь у Нарая вместо глаз два сверла, они бы мигом провертели в чиновнике дырку.

– У вас острый язык, судья Нан, – сказал Нарай, – хотел бы я знать, что вы говорите про меня Андарзу.

– Я, – сказал Нан, – говорю Андарзу, что вы думаете о благе государства, и от этого он каждый раз принимается хохотать, потому что господин Андарз находит очень забавным, что бывают люди, которые думают о благе государства.

– А вы думаете о благе государства, господин Нан?

– Да, – сказал Нан, – все мои помыслы – о благе государства.

Нарай кивнул головой, полузакрыл глаза. Казалось, ответ Нана вполне удовлетворил его. Вдруг он проговорил:

– Вы слыхали, как чиновник Аян клялся в верности Золотому Государю?

И, не дожидаясь ответа:

– Он повесил правую руку в лубок, будто сломав ее, и поклялся в верности левой рукой, а правой рукой он в ту же ночь поклялся в верности заговорщику Канане, – и так он ходил два месяца, то по надобностям правой руки, то по надобностям левой руки.

– Я могу поклясться обеими руками, – сказал тихо судья Нан.

– Не надо. Идите. Я вполне вам верю, господин Нан, что вы день и ночь думаете о благе государства, как и я. Я почему-то не уверен, что под благом государства вы понимаете то же, что и я.

* * *

Назавтра Айр-Незим явился в Залу Ста Полей.

Дело было ровно в полдень: драконы, высеченные из яшмы, обвивались вокруг колонн и глядели на Айр-Незима страшными многогранными глазами, и огромные светильники чистого золота покачивались в солнечных лучах.

Молодой государь восседал на аметистовом троне. По одну сторону трона стоял господин Нарай, по другую – господин Андарз. На голове государя сверкала корона, которую государю преподнес в прошлом месяце советник Нарай: корона была сделана из золота и драгоценных камней, конфискованных у преступников. В одной руке государь держал медное зеркало, поглядев в которое, он видел все, что происходит в государстве, а другой сжимал шнурок, на котором висела государственная печать. В белом платье государя была тысяча складок и ни одного шва.

Господин Нарай был, как всегда, одет с удивительной простотой, принятой в древности: ни единого перстня не было на его тощих бескровных пальцах, ни единого браслета не было на его запястьях, и единственным украшением господина Нарая была вышивка на его тяжелой бархатной ферязи, – а по подолу ее было вышито все, что плавает, летает и бегает в ойкумене, – и каждый раз, когда советник Нарай глядел вниз, он видел у своих сафьяновых сапожек всех птиц, зверей и рыб мироздания. Наставник государя Андарз был облачен со всевозможной роскошью; что же до первого министра Ишнайи, то он почел нужным явиться в Зал Ста Полей с веревкой на атласном воротнике и с волосами, посыпанными пеплом.

Айр-Незим вступил в зал. Он был облачен, по осуйскому обычаю, в строгий суконный кафтан черного цвета, невыгодно оттенявший его мясистое лицо и широкое мощное тело, скорее приставшее грузчику, нежели высокопоставленному лицу. На душе у него было так скверно, словно он съел мышь, но он не подавал и вида.

Господин Нарай склонился к уху государя и прошептал:

– Этот негодяй явился требовать выплаты процентов по государственному займу. Ни в коем случае нельзя соглашаться. Эти люди уже десятижды получили с нас свои деньги!

– А вы что скажете, господин Андарз? – спросил государь.

– Я скажу, – промолвил Андарз, – что нет ничего приятней, чем не платить своих долгов, но что по новому уложению господина Нарая тот, кто не платит свои долги, лишается больших пальцев на обеих руках.

Айр-Незим остановился около Ишнайи, и тот приветливо поклонился ему и спросил, как чувствует себя его супруга в Осуе? Айр-Незим усмехнулся и ответил:

– Моя супруга чувствует себя превосходно. Она прислала мне письмо, сообщающее цены на урожай, и она спрашивает, какова нынче мода в Небесном Городе. Я написал ей, что в Небесном Городе нынче мода носить конопляную веревку поверх воротника и коротко стричь волосы для удобства палача.

Первый министр надулся.

В это мгновение забили барабаны, засвистели серебряные раковины, государь встал с трона и сказал:

– Все мои желания, – быть слугой и защитой моих подданных, где бы они ни обитали, в городе Ламассе или в городе Осуе. Да не проживу я дольше, чем это нужно для блага народа. Говорите, господин Айр-Незим. Я готов выслушать вашу просьбу.

Айр-Незим выступил вперед и произнес:

– Я приношу жалобу от имени Совета Банка Осуи и от имени его вкладчиков. Во-первых, я приношу жалобу на первого министра Ишнайю, который в этом году не заплатил процентов от долга казны банку в сумме девяноста тысяч золотых. Во-вторых, я требую возмещения и наказания чиновников, виновных в лихоимстве, и возмещения ущерба нашим купцам. Для купца Имана Тая – возвращения тысячи золотых, которые взял у него начальник пограничной заставы Оюн, приказав открыть сундуки безо всякого на то основания. Для купца Рода Тая, у которого вышеуказанный начальник управы взял пятьсот золотых и пять штук шелковой ткани. Для купца Ии Сорокопута, который был задержан наместником Иниссы, и наместник не отпускал его, пока купец не подарил ему восемьсот золотых в осуйских деньгах.