В связи с последним «пунктом обвинения», естественно, тут же попавшим в печать, представляет особый интерес реакция непосредственно самой французской прессы. 19 июня 1886 года «Journal des Debats» решительно заявляет: «Вся эта история не что иное, как махинация, изобретенная баварскими политиками, заинтересованными в том, чтобы очернить память покойного короля и находящими удобным обвинить его в желании изменить немецкому отечеству». (Вспомним, как во времена Первой мировой войны политиканы обвиняли императрицу Александру Федоровну в том, что она якобы является немецкой шпионкой. Сделать представителя верховной власти главным изменником своей страны — пожалуй, высший пилотаж политической интриги, так как на простой народ это действует безотказно.) А вот еще одно заявление французской газеты «Moniteur Uni-versel», высказанное по поводу аферы с «продажей» Баварии: «Мы уполномочены самым решительным образом опровергнуть такое утверждение!»

Самое интересное, что эта интрига имела основанием реальное желание короля сделать частный заем для окончания строительства замка Херренкимзее. Когда Людвиг получил сначала от фон Хольнштайна, а затем от правительства официальный отказ в финансировании этого предприятия, он поручил Хессельшверту сделать заем от имени короля за границей. Хессельшверт воспользовался еще одной возможностью очернить короля в глазах его подданных: он представил правительству целую «тайную» переписку Людвига II с принцами Орлеанского дома. Причем ни на одном из писем не было собственноручной подписи короля! Более того, не было ни одного доказательства того, что данная переписка вообще велась с согласия или даже с ведома Людвига! Приведем для примера всего одну цитату из письма, датированного 11 мая 1886 года: «Скажите ему [Циглеру], что строительство — главная радость в моей жизни, и из-за этого позорного промедлении я совершенно несчастен и подумываю об отречении и самоубийстве. Чтобы избавиться о этого состояния, я не должен больше медлить со строительством. Если он все это устроит, то буквально вернет меня к жизни… Мое счастье зависит от этого».[215] Обратим особое внимание на нарочитое подчеркивание «самоубийства и отречения». После трагической гибели короля версия о давно задуманном им самоубийстве стала официальной. Ниже мы рассмотрим более подробно, насколько она правдоподобна, а пока скажем лишь, что, скорее всего, эти письма были написаны самим Хесселыивертом. Кстати, после передачи в правительство «обличительных» писем, которые, естественно, были приобщены к делу по обвинению Людвига II, Хесселыиверт больше не вернулся на службу к королю, оставшись в Мюнхене. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!» При этом Майр, изображая беззаветную преданность, остался при короле до самого конца позорного спектакля, постоянно получая от «режиссеров» из Мюнхена подробные инструкции к своей роли.

В заключение беглого обзора «пунктов обвинительного заключения» отметим еще один немаловажный момент, а именно отношение Людвига II со слугами. И в противовес обвинениям в несусветных жестокостях по отношению к ним читаем показательный отрывок из воспоминаний очевидца. «Насколько приветлив и ласков был Людвиг II с крестьянами и горцами, настолько же он был снисходителен и добр с прислугой, часто делая сам то, что мог бы приказать: «чтобы лишний раз ее не тревожить». «Вся прислуга обожала его, — говорил мне один из служивших при Людвиге, — и это ложь, что рассказывали, будто он под конец был с нею жесток. Этого никто не может сказать; это все выдумки его врагов!» «А сколько он давал работы при постройке своих замков! — говорят другие, — и как был ласков с рабочими и щедр при расплатах!» Людвиг устраивал для народа выставки по сельскому хозяйству: «чтобы возбудить в них самосознание, поднять общественную честь и указать им их призвание». Устраивал он для них и общественные мастерские»[216]. Комментарии излишни.

Теперь мы наглядно видим, как действовали враги короля и какова цена тем обвинениям, которые до сих пор кочуют из книги в книгу, если речь заходит о несчастном Людвиге II. Мы сознательно не перечисляли все «грехи» короля, поставленные ему в вину и легшие в основу известного у нас труда профессора П. И. Ковалевского, о котором мы еще поговорим более подробно. Откройте любую биографическую статью, и вы найдете полный перечень и «разговоров с деревьями», и «приглашений на обед Людовика XIV и Марии Антуанетты», и «продаж Баварии», и «издевательств над слугами», и т. д., и т. п. Грустно, что до сих пор никто не подверг даже не проверке, а хотя бы сомнениям достоверность этих «фактов», опираясь на свидетельства обратного. Сплетни лишь многократно тиражируются, закрепляя за Людвигом II славу «безумного короля». Да и тогда, во времена Людвига II, эти «свидетельства» двух предателей перекрыли собой все голоса в защиту короля, которых было гораздо больше. Вот что значит поддержка так называемого «административного ресурса»!

Но вернемся к печальным событиям лета 1886 года, которые, уже набрав обороты, развивались стремительно.

7 июня председатель Совета министров барон фон Лутц, министр иностранных дел и королевского двора барон фон Краффт и принц Луитпольд впервые публично недвусмысленно высказали мнение о том, что у короля обнаружены явные признаки тяжелого психического расстройства и потребовали его медицинского освидетельствования.

Уже к 9.00 утра 8 июня в руках правительства был документ, подписанный светилами психиатрии (Гудден и Кº):

Следующим шагом правительства стало доведение текста сего документа до сведения самого короля и помещения его под постоянное медицинское наблюдение — читай «арест». Людвиг II находился тогда в Нойшванштайне и даже не предполагал, что дело зашло настолько далеко. Представим же подробную хронологию тех печальных событий. Для достоверности мы вновь обратимся к свидетельствам очевидцев уже из книги «Die letzten Tage König Ludwig II. Erinnerungen eines Augenzeugen»,[219] где все происходящее в то время в замке Нойшванштайн изложено обстоятельно и подробно. Пожалуй, более полного и, главное, правдивого отчета нам не найти, поэтому позволим себе привести его здесь целиком, учитывая его несомненную историческую ценность.