– Мое чувство собственного достоинства тогда было где-то в унитазе, пришлось посещать психиатра, чтобы проработать свои проблемы. Родители настояли на том, чтобы сообщить в школу, и тогда все стало еще хуже. Дэниела отстранили на две недели, а другим вынесли предупреждение. Оскорбления только усилились, и теперь к прозвищу «шлюха» добавилось еще «стукачка». Я пыталась не обращать внимания, но это не заканчивалось.

Я вдохнула и, почувствовав знакомый запах, позволила ему успокоить меня.

– Когда Дэниэл вернулся, то стал каждый день поджидать меня у шкафчика. Он всегда молчал и просто злобно смотрел. Ничего конкретного он не делал, и пожаловаться было не на что. То безмолвное унижение было худшей формой пытки. Я буквально тряслась, поднимаясь по ступенькам в школу каждое утро.

Кай убрал мои волосы и положил подбородок на плечо.

– Девушка Дэниэла решила взять все в свои руки. Или может, он ее подговорил, – я пожала плечами, – Я так и не узнала. Тогда-то и началась настоящая травля. Они изрезали колеса моего велика. Потом она уничтожила все мои учебники в шкафчике. После бассейна, когда я вернулась в раздевалку, то увидела, что вся одежда искромсана на куски. Она придумывала кучу всего. Я знала, что это она, но, конечно, не могла доказать. У нее всегда находилось алиби. В конце концов, даже руководство школы устало от моих жалоб. Они мне больше не верили.

Я покрутилась в объятиях Кая, прижимаясь к его груди. Он поцеловал меня в макушку.

– Двадцать четвертое февраля две тысячи двенадцатого навсегда запечатлелось в моей голове. Настал апогей. Это было в пятницу, – я наклонила голову, поглядев ему в глаза. Взгляд был хмурый, но сочувствующий.

– Когда я вошла в школу, то уже знала: что-то произошло. Все показывали на меня и смеялись, а я пробиралась к своему шкафчику на трясущихся ногах. И тогда я увидела фотографии на каждом шкафчике. Она в фотошопе приделала мою голову к порнографической картинке, распечатала с надписью «Шлюха напрокат» и написала мой номер телефона.

Я зажмурилась, чувствуя, как задыхаюсь. Кайлер гладил меня по спине.

– Я говорила директору, что это она, но мне не верили. Он сказал, что это дело будут раследовать, но я понимала, что никаких улик нет. Весь день я была словно зомби. Ничего не помню. Только поэтому я смогла вынести оскорбления и отвратительные предложения. Она ждала меня со своими подружками в конце дня. Не помню точно, что именно она сказала, но сразу стало ясно, что это было ее рук дело.

Я села прямо, чуть расслабившись.

– Я просто сорвалась. Это была последняя капля. Даже зная, что она специально провоцирует меня. и лучше молчать, я была уже не способна сдерживать свою реакцию. Весь невысказанный гнев, стресс, самоуничижение покинули меня, как разряд молнии. Меня охватила ярость, какой я прежде не знала, и я бы не смогла ее сдержать, даже если бы сильно хотела. Но я и не хотела. Я желала причинить ей боль, чтобы она поняла, каково это. В тот момент меня мало заботило, что мне за это будет. Я просто хотела отомстить.

– И что ты сделала? – подперев одну щеку, спросил он.

– Бросилась на нее с кулаками. Она такого не ожидала и потеряла равновесие на краю высокой бетонной лестницы, упав вниз головой, и докатилась до самой земли. Она лежала там без сознания, с кучей повреждений, а я стояла и смеялась, до колик в животе. Ни тени вины или раскаяния, – я уронила голову в ладони. – Вызвали две скорых. Одну для нее. Одну для меня. Меня собирались увезти в психиатрическую клинику на обследование, а ее в хирургию, – я обняла его за шею. – Она получила черепно-мозговую травму, Кай, и все из-за меня.

Он прижал меня к себе.

– Это был несчастный случай, Фэй, и ее точно нельзя назвать невинной. Она довела тебя до срыва, а ты просто защищалась. Ты не сталкивала ее с лестницы, просто выбрала не тот день для мести. Все на ее совести.

Я повернула его за плечи и посмотрела ему в глаза.

– Я хотела причинить ей вред, Кай. Очень, очень хотела. И не почувствовала никакого раскаяния, когда все случилось. Она неподвижно лежала на земле, я смеялась.

Знакомое чувство ненависти к себе словно сыпь распространилось по коже и не желало уходить.

– То, что моя ярость может быть такой сильной, пугает меня. Я знаю, на что способна, и это приводит меня в ужас. Я пытаюсь держать себя в руках при любом конфликте, но иногда желание выплеснуть эту ярость просто всепоглощающе. Как например сегодня с Кентом. Я была так озлоблена, что собиралась ворваться туда и надрать им всем задницы. Хорошо, Брэд прогнал меня оттуда.

Я отвела взгляд, не желая видеть, как в его глазах появится разочарование. Он приподнял мой подбородок пальцем.

– У всех есть темная сторона, Фэй. Крайне уродливая с виду. У всех, – его взгляд почти прожигал дыру в моей груди. – Ты знаешь, что мне это знакомо. Но людей определяют по их поступкам. По-настоящему злые люди не могут не совершать зла, и у них никогда не бывает угрызений совести. Для них творить зло так же естественно, как дышать. Они слабые, и позволяют дьяволу на своем плече склонить их на свою сторону. А другие люди достаточно сильны, чтобы сопротивляться, отличать правильное от ложного, постоянно сражаться ради победы добра над злом.

Он намотал локон на свой палец.

– А еще есть такие, как ты. Кто по своей сути добр, но попадает в плохую ситуацию. То, что случилось тогда, было самозащитой. То, что происходит после, характеризует тебя как хорошего человека, Фэй, – он покачал головой. – А вовсе не плохого. Ты не вредила ей намеренно, и твоим природным качеством является стремление помочь другим. Вот какую Фэй я знаю

Я пребывала в тихой задумчивости несколько секунд.

– Знаю, что могла бы с этим справиться. С тем фото, то есть. Я была расстроена и унижена перед таким количеством людей, которые увидели столь личную часть меня. Но с годами я поняла, что проблема была не в этом. Я бы смогла это пережить. А вот то, что это повлекло, навсегда осталось со мной. Травля, потеря друзей, то, что случилось с Верой – так ее звали – и страх, что где-то внутри меня скрывается настоящее зло. Теперь приходится жить с тем, что я сделала. С осознанием, что я способна такое совершить.

– Это все чушь, – разозлился Кай, – ты защищала себя. А это не одно и то же. Что было дальше?

– Я провела в психиатрической лечебнице пару дней. Они установили, что у меня был срыв из-за длительного стресса. Родители Веры хотели подать в суд, но я была несовершеннолетней. С помощью экспертизы записи с камер школа получила некоторые доказательства причастности Веры к травле, и адвокат посоветовал ее семье оставить это дело. Она была в больнице несколько недель, и я надеюсь, что повреждения оказались незначительными, – я потеребила подол платья. – Я больше ее не видела и никогда не возвращалась в ту школу. Родители переехали в Дублин, и мы пытались начать все заново, как будто ничего не произошло. Но я не могла притворяться, что все в порядке, и постоянно ощущала, как умираю внутри. Вина разрушала меня.