Генерал Вейган и маршал Петен не могут не понимать бесцельность продолжения войны, ведь неспроста они не стали защищать столицу, объявив Париж «открытым городом», после чего правительство бросило ее и, презрев долг, позорно удрало в Бордо.

Швейцарский офицер и двое солдат, стоявшие на той стороне, четко отдали воинское приветствие германскому генералу, и Гудериан ответно поприветствовал их, резко бросив, словно во времена своей кадетской молодости, ладонь к фуражке.

— Герр генерал, получена радиограмма из ставки, — к нему подбежал запыхавшийся адъютант.

— Что там?

— Фюрер отмечает ошибку в вашем рапорте! — офицер скривил губы в улыбке. — Так и написано. Указывается, что вы, наверное, имели в виду Понтелье-на-Соне!

— Ох уж эти ошибки, — усмехнулся Гудериан. — Вчера авиация Лееба разнесла понтонный мост, который только навели мои саперы. А через два часа извинились, ибо в штабе группы армий «Ц» на той стороне «линии Мажино» не предполагали столь глубокого прорыва наших танков. Теперь и фюрер указывает мне на «ошибку». Немедленно радируйте ответ!

Генерал задумался на секунду, затем улыбнулся, снял фуражку и пригладил платком волосы, снимая въевшуюся в них пыль.

— «Никакой ошибки нет. Я лично нахожусь в Понтарлье на швейцарской границе!» Добавьте подпись и отправляйте!

«Фельзеннест»

— Мы вылетим с вами в Компьен немедленно, раз это место выбрано для переговоров о перемирии. Я посмотрел условия о перемирии, написанные вами, Манштейн. Вы неплохо поработали, генерал, и учли мои пожелания. Нам не стоит ущемлять честь побежденных — они сегодня враги, но завтра могут быть союзниками.

— Вы так считаете, мой фюрер?!

— Да, Манштейн, — Андрей скривился в ухмылке — внутри души Гитлер начал брызгать слюной, не соглашаясь. Вот только поделать ничего не мог, лишь изредка вот так выплескивать эмоции.

— Всю свою историю Франция всегда враждовала с Англией. Всегда, генерал. Но истощила себя в войнах на континенте, ибо британцы воюют только чужими руками. Все льют кровь за их интересы, а они раскинули свою империю на полмира и подсчитывают барыши, уверенные в своей неуязвимости. Ведь на их проклятый остров еще никто не высаживался!

— Кроме нормандского герцога Вильгельма Завоевателя, мой фюрер! — Манштейн не был бы самим собой, если бы не поправил сделанную при нем ошибку в любимой для любого немецкого офицера военной истории.

— Это ж было в седой древности, генерал. Вы еще викингов вспомните или римлян. Там еще, если мне память не изменяет, легионы Гая Юлия Цезаря высаживались.

— Так точно, мой фюрер! Прошу простить.

— Союз держав, таких как Германия, Франция и Италия, способен вышвырнуть британцев с континента, где они везде стараются отметиться, как пакостливые коты. Но это только полдела — англичане должны получить урок на всю жизнь: высадка наших войск на Альбионе заставит Черчилля или согласиться на мир, или убраться в какой-нибудь доминион. И вряд ли там его встретят с широко открытыми объятиями — кому нужен политик, проигравший метрополию.

— Я согласен с вами, мой фюрер, — осторожно ответил генерал, но весь его вид выражал сомнение.

— Вы зря колеблетесь, Манштейн. Лишившись острова, главной экономической базы, Британская империя может только надеяться на дивизии из доминионов. А много ли те смогут выставить?

— До тридцати дивизий, мой фюрер, и вряд ли больше, — после секундной паузы ответил генерал, подсчитавший за это время мобилизационные возможности противника.

— У них еще есть флот, но объединенные морские силы нас и Италии, а также Франции, вряд ли уступят их королевскому флоту. Тем более когда наша промышленность начнет строительство кораблей, то мы их превзойдем, ведь в распоряжении британцев не будет верфей острова. Так что года через три-четыре, по расчетам адмирала Редера, мы сравняемся в тоннаже.

— Мой фюрер, их вряд ли оставят без помощи за океаном…

— Это так, Манштейн. США чрезвычайно опасный противник. Да, их армия слаба и не может идти ни в какое сравнение с нашей, но они имеют флот, не уступающий британскому, их авиационная индустрия развита и по мере развертывания превзойдет нашу в два или три раза.

— Для этого потребуется время, мой фюрер!

— Не так и много, Манштейн, года два или три, и на каждый наш самолет они выставят три своих. Захватив Британию, мы тут же получим ее во второй ипостаси, только за более широким препятствием, уже не проливом, а океаном, и с намного развитой промышленностью, первой в мире по многим показателям. Понимаете, что нас ожидает?!

— После нашей высадки в Англии, как я думаю, Америка вступит в войну. Обязательно вступит, она уже сейчас крайне недружественна к нам и нарушает статус нейтральной страны.

— У нас ситуация как в схватке с Лернейской гидрой, у которой на месте срубленной головы появляются две новые. Смотрите, Эрих. Разгромив Польшу и Францию, мы не избавились от врагов. Теперь вся надежда англо-американцев на СССР. Да, Манштейн. У русских многочисленная армия, вооруженная до зубов, — одних только танков до двадцати тысяч. Поверьте, Манштейн, так оно и есть, рано или поздно Йодль представит нам доказательства этого.

— Хотелось бы пораньше, мой фюрер!

— Для чего Сталин держит такую бронированную орду, генерал?! Вот потому-то нам надо хорошо подумать и найти возможность нейтрализовать его, потому что Россия сейчас является самой главной надеждой как Черчилля, так и Рузвельта. А они пойдут на все, чтобы спровоцировать войну между рейхом и Советами, ибо в этом их выигрыш. Как только Россия и Германия обессилят друг друга, англо-американцы тут же навяжут свои условия мира. А потому нам нужно крепко поразмыслить, Манштейн…

Нарва

— Это конец, ребята! Нас здесь и похоронят!

Клаттер выдавливал из себя слова, невидяще уставившись в пулеметную амбразуру. Теперь настала и их очередь — дот от близкого разрыва тяжелого снаряда снова тряхнуло, бетонный пол заходил ходуном.

Уже второй день красные долбили берег из всего, что они имели. Артиллерия поначалу стреляла вразнобой, но вскоре снаряды стали сыпаться просто градом. Эстонские пушки отвечали, но редко, а потом и вовсе замолчали. Тоску наводил и непрекращающийся гул многочисленных самолетов, что летели бомбить Таллин.

Сила солому ломит — это осознали все солдаты. Дивизия еще удерживала Нарву, отбивая все попытки красных переправиться, над городом стоял черный дым от многочисленных пожаров. Но силы были на исходе, боеприпасы заканчивались, и получить их было неоткуда.

«Иваны» все лезли и лезли, подгоняемые комиссарами, и гибли, орошая своей кровью синюю воду вечно спокойной здесь, а у города, где шли пороги и стоял водопад, постоянно бурлящей даже в морозы, не желающей усмирять свой бешеный нрав, его любимой Наровы.

Дот снова тряхнуло, от стен полетела крошка и пыль, а солдаты, и без того оглохшие, схватились за уши. Они были обречены и давно это поняли. На том берегу осознали, что форсировать реку невозможно, пока держатся доты, и прекратили бесплодные попытки, несущие только напрасные потери. И принялись за дело всерьез, каким-то образом протащив тракторами целую батарею тяжелых и громоздких шестидюймовых гаубиц.