после двенадцатичасовой смены на скорой, в самый разгар пандемии ВИ-гриппа.

— Да-а-а-а!!! — своей немёртвой кожей почувствовал я приближение Смерти. — Да-а-а-а!!!

Панорамикс буквально запылал багровым пламенем некроэнергии, но деталей я не разглядел, потому что, к глубочайшему сожалению, потерял сознание.

/Нигде и Никогда/

— Здравствуй, солнышко… — раздался повсюду бархатный женский голос.

Я открыл глаза и увидел абсолютную тьму, среди которой сиял источник ещё большей тьмы.

— Ну, привет, — произнёс я. — Коли не шутишь, конечно же.

— Ты думал, что это могло закончиться так просто? — спросил этот голос.

— Я должен был проверить, — пожал я плечами.

Стоп. У меня есть плечи?

— Конечно же, есть, — ответил этот женский голос.

Посреди всей этой абсолютной тьмы я почувствовал возникновение собственного тела. Не увидел, но почувствовал.

— Так, погодите-ка… — я огляделся. — Где это я?

Вокруг всё та же абсолютная тьма, звенящее своей пустотой Ничто.

— Ты в моей обители, — сообщил женский голос, нежно пронизывающий меня до самой глубины глубин души. — Чтобы тебе было проще воспринимать происходящее…

Абсолютная тьма пропала, а я оказался в каком-то деревянном здании, кажется, в охотничьем домике, прямо в кресле-качалке. На коленях у меня клетчатый плед, в руках кружка с глинтвейном, а передо мной тихо потрескивает камин.

За окном медленно падает снег, в этой гостиной тепло и уютно, а тело моё ощущает полное расслабление, будто я хорошо поработал физически, после чего вернулся домой и развалился в этом кресле.

— Твоя попытка покончить со всем позабавила и впечатлила меня, — произнёс женский голос. — Но больше меня впечатлила твоя решимость. Между открытием самой возможности и попыткой её реализации не прошло и доли секунды. Ты не усомнился даже на долю секунды — на такое способен далеко не каждый мертвец.

— Ну, я-то далеко не каждый мертвец, — вновь пожал я плечами и отпил из кружки. — Хм, а у тебя есть вкус.

— Ты — зримое доказательство этого, — с обволакивающей меня теплотой произнёс голос.

— Не то чтобы я разбирался в глинтвейне… — изрёк я.

— Не прибедняйся, — попросил голос. — Ты — особенный.

— В тех местах, в которых я рос, эти слова означали, что тебя собираются отправить в спецшколу для умственно отсталых, — усмехнулся я.

— Даже прекрасно зная, с кем говоришь, ты продолжаешь ёрничать, — констатировал голос.

— Откуда ты знаешь, что я знаю, с кем говорю? — уточнил я.

— Ты знаешь, — произнёс голос. — Ещё ты знаешь, что так просто это не закончить. Ты особенный и ты нужен мне именно там, где ты сейчас. Я знаю тебя, поэтому даже не буду пытаться принуждать тебя не делать попыток. Пытайся.

— Ну вот, теперь я не хочу пытаться… — притворно нахмурился я.

— Будешь, если появится возможность, — не согласился со мной голос.

— А вот и не буду! — капризно поджал я губу.

— Пытайся, не пытайся — делай, что хочешь, — сказал на это голос.

— Алдона Петровна, ты ли это? — заулыбался я, вспомнив свою воспитательницу.

— Она умерла мучительной смертью, — сообщил голос. — Её заживо съела стая одичавших собак, в пригороде Владивостока.

— Зачем мне эта информация? — спросил я.

— Теперь ты будешь это знать, — ответил голос, и я почти почувствовал, как говорящая при этом пожала плечами.

Смерть. Хм-м-м…

— Тебе хочется посмотреть на меня, но мы не настолько близки, — произнесла Смерть с озорными нотками.

— Если всё бесполезно, то что тогда пытались выкинуть индусы? — решил я выцепить себе побольше полезной информации.

— Попытка хорошая, но это было бы бесполезно, — ответила Смерть. — Невозможно уничтожить моих подопечных вопреки моей воле. Ты бы вернулся через три года и семнадцать дней, ровно там же, где умер когда-то.

— М-хм, — хмыкнул я задумчиво. — То есть, меня вообще не уничтожить?

— Если я того не захочу, — ответила Смерть. — Я не хочу.

— Неужели моя цель настолько важна для тебя? — не поверил я. — Ты, Судьба — вы же пользуетесь нами, как дешёвыми секс-игрушками с Алика.

— Ты — важен, — ответила Смерть на это. — Если продолжать твою аналогию, то ты очень дорогая секс-кукла с Алика, которую везли ко мне долгие два месяца.

А вот сейчас обидно было…

— А ты не обижайся, — произнесла Смерть. — Не ты ли практически весь свой подростковый период был омерзительно честным циником, презирающим конформизм и установленные порядки?

— Ещё я всё младенчество принципиально срал в подгузники, — усмехнулся я. — Конкретный этап взросления как-то характеризует меня?

— Туше, — ответила Смерть с лёгкой усмешкой.

— Эстрид, — произнёс я. — Она ведь восстанет архиличом?

— Узнаешь, — сказала на это Смерть.

— И у меня будут проблемы с ней, как у моих бывших подопечных со мной? — уточнил я.

— Не будет, обещаю тебе, — сказала мне Смерть.

— Ритуал, ради которого она прикончила кучу людей, — догадался я.

— Я в тебе не ошиблась, — констатировала Смерть. — Простых личей у меня полным-полно, но таких как ты — единицы. Вы — штучный товар, не такие, как все.

— Что меня выделяет? — поинтересовался я.

— Свежесть ума, — ответила Смерть.

— Ну, так это проходит со временем, — пожал я плечами и отпил из кружки. — Нет, мне он определённо нравится! Поделишься рецептом?

— Свежесть ума либо есть, либо её нет, — не согласилась со мной Смерть. — Возможно, я использую не тот термин… Давай назовём это Искрой. У тебя она есть. Ты, даже пребывая в состоянии лича, способен неограниченно долго сохранять в себе свежесть ума. Это дано не каждому личу и даже архиличу. Да, твоя догадка о происходящем с Панорамиксом верна — ты прав от начала и до конца: к тебе этот процесс тоже применим.

— А смысл? — спросил я.

— Архилич, — ответила Смерть. — Новая ступень развития.

— Это ценно, — признал я. — Слушай, а ты ведь знаешь прошлое и будущее, ведь так?

— Если бы на твоём мире не лежал Приговор Судьбы, ты бы стал патологоанатомом и жил обычной жизнью, — поведала мне Смерть. — Женился бы, но не на