Анка, сама того не зная, только что нанесла мне смертельный удар. Так что выжить после него возможно лишь в случае, если она неправа.

Но Гордей смотрел на меня сейчас такими глазами, что я поневоле отвернулся. После чего согнулся в три погибели и кое-как пролез в клетку.

— Хорошо смотришься, — бесстрастно произнес Гордей. Ноя его уже не слушал.

Всякий, связавший свою жизнь с музыкой, электрогитарами и микшерскими пультами, хоть раз в жизни обязательно держал паяльник. И с тех пор отличает припой от флюса без словаря и переводчика.

Гитарные шнуры, штекеры-джеки, блоки питания, микрофонные удлинители и километры колоночных и силовых кабелей — все это знакомо каждому уважающему себя электрическому музыканту. А уж ресторанному лабуху — в особенности.

Это сейчас у диджеев, виджеев и прочих «джеев» вся коммутация радиофицирована, вай-фаи там всякие, зоны уверенного доступа. Небось даже «экран» от «жилки» отличить не сумеют.

А я сумею, и не только их. Поэтому сразу понял: под жестяным кожухом утоплены обрывки звукового провода. А вовсе не силового.

Тут что, этим здоровенным зверькам крутили музон? Повышали коровам удои Шубертом с Бетховеном? Непохоже.

— Скорее всего это запасной вариант.

Я едва не подскочил на месте от неожиданности. Разве можно в Зоне так неслышно подкрадываться к человеку с расшатанной нервной системой?

— В случае, когда радиоканалы не работали, транслировали через проводную линию, — заключил Гордей после того, как зачистил на одном из проводков изоляцию и бегло осмотрел соединение.

— Что транслировали?

— Как что? — В глазах Гордея было искреннее удивление. — Звук, конечно. Здесь раньше были динамики, хотя и не бытовые. Ты же и сам видишь!

— В смыс-сле?

Теперь уже и Анка присоединилась к нашему консилиуму по неактуальным вопросам акустики.

— Как я понимаю, тем существам, которых содержали тут за решеткой, транслировали какие-то звуковые волны. Может, определенные частоты, может, суммы частот — пока трудно сказать. Нужно заполучить образец самого акустического излучателя.

— Наверное, играли побудку или приглашение на обед, — предположил я.

— Угу. «Спокойной ночи, малыши», — согласился Гордей.

— Это не малыши, мальчики, — послышался из-за стенки голос Анки.

Именно что из-за стенки: пока мы тут обменивались гипотезами, наш очаровательный специалист по сбору информации уже орудовала в соседней клетке.

— Анка! — негромко окликнул ее Гордей.

Тишина.

— Ты там в порядке? — повысил голос ученый.

Последовала короткая, томительная пауза. И наконец Анка откликнулась:

— Н-не знаю…

Мы не сговариваясь, бросились скорей вылезать через дыру в решетке, обдирая руки. В соседней клетке нас ожидало нечто новенькое.

Анка, скрестив руки на груди, задумчиво смотрела на огромного коричневого мертвяка, лежавшего в углу с подвернутыми здоровенными мосластыми ногами.

Труп был голый и вдобавок заметно подвергся мумификации. Кожа походила на тонкий коричневатый пергамент, и от нее слегка пованивало. Откуда взялось такое здесь, на открытом воздухе, в продуваемой всеми ветрами Зоны клетке, было совершенно непонятно. Но это еще только половина задачки для умников и умниц нашего маленького отряда. Умницам же предстояло попытаться определить, чей это труп.

Первая попытка безнадежно провалилась. Если перед нами человек, то человеки такими высокими — под два с половиной метра — не бывают. Разве что в седой от времени эпохе гигантов, про которых лучше всех знала только мадам Блаватская, не к ночи будь помянута. Я не читал, но мне пересказывал одну ее книжку Трофим во время банкета на «Янтаре» в День Всех Ученых. Это у очкариков вроде Дня Всех Святых. А у меня ничего святого особо нет, поэтому я иногда шабашу у них в лагере, прямо на берегу озера.

Занятно, конечно, но мимо. Разве что кто-то в Агропроме затеял вывести снова породу двоюродных предков человека — гигантопитеков. Но те, кажется, все-таки были чисто обезьянами — питеками.

В общем, запутался я вконец со своими корнями. И к тому же в прокрустово ложе моей «гигантской» теории никак не укладывались семь пальцев с очень убедительными когтями на руках мумии, отсутствие на лице надбровных дуг и самое главное — острый костяной гребень вдоль хребта, доходящий до затылка и образующий там подобие воротника из десятисантиметровых толстых игл. Большая часть их осыпалась, но я побрезговал взять хоть одну для изучения. В конце концов, для этих занятий у нас есть свой штатный очкарик!

— М-м-мерзкие… мерзкие колючки, — гадливо морщась, прошептала Анка.

— Может, они и мерзкие, зато очень эффективные. Вот погляди: луковицеобразная капсула, из которой в иглу нагнетается жидкость, — констатировал Гордей, осторожно повертев в пальцах желтоватую «колючку». — Скорей всего ядовитая… Обладающая, например, нервно-паралитическим действием. Думаю, такой воротничок служит этой особи для обороны.

— Интересно, кто сумеет запрыгнуть этой дылде на шею? — нервно поежилась Анка.

— В точности не знаю, — пожал плечами Гордей. — Но если бы такой игольчатый пояс располагался у них, скажем, вот тут… и вот тут…

Он указал иглой на область брюшины гиганта.

— Тогда я бы, пожалуй, предположил, что в Зоне завелись крупные хищники семейства кошачьих.

— Или когда-то водил-лись, — добавила Анка, обнаруживая понемногу способности аналитика, прежде запрятанные на самом дне ее непостижимой женской души.

— Ты знаешь, Ань, с учетом возраста этой мумии — очень могло быть, — согласился Гордей. — Уровень мумификации где-то примерно тридцать-сорок лет. А вот биологический возраст особи…

Он осторожно повертел иглу в пальцах, обтянутых кожей перчатки, сдавил основание, рассеянно поцокал языком.

— Так-так-так… Налицо дилемма, ребята. Судя по всему, он сдох всего несколько дней назад. Или же в его организме продолжали функционировать некие процессы… свойственные живым тканям.

— Как это? — не поняли мы с Анкой.

— Да я и сам пока, честно сказать, ни черта не понял, — признался молодой ученый. — Но состояние фолликулы, — он помял для наглядности луковицу в основании иглы, — вообще свидетельствует о том, что еще пару-тройку дней назад эта колючая тварь вполне могла жить. Жить и работать на благо своим создателям.

— Генная инженерия, — риторически произнес я.

— Да они просто дик-кобразы какие-то, — с чувством сказал Анка.

— Угу. Вы оба правы, коллеги, — менторским тоном заявил Гордей. — Именно дикобразы. От слов — дикие образом. Это можно сказать лишь о человеке, природа которого была изменена в сторону животного. Мы же не говорим — дикие волки. Или дикие зебры, к примеру. Домашний волк — вот это уже нонсенс. Для человека же наоборот: его дикий с точки зрения наших представлений о человеке образ изумляет, отвращает и, в конечном счете, пугает соплеменников.