ела и не устраивала забастовок. Ей приходилось идти на контакт, она не могла подвергнуть риску своего ребенка. Она привыкла к нему. И, независимо от всего, материнский инстинкт помогал бережно хранить в себе нового человека.

Среди темных обшарпанных стен стояли старая кровать и такое же кресло. Тут же был письменный стол, душ и туалет. Достаточно комфортно для человека, лишенного свободы передвижения. У него не было намерения доставить ей неудобства, напротив, он стремился создать для нее обстановку как можно уютнее. Подушки, плед, мягкий коврик. Если бы не эти стены, то можно было бы представить себя в спальне отеля среднего класса. Напротив зарешеченного входа было лишь одно маленькое окошко под потолком, которое, впрочем, нельзя было назвать окном. Сюда даже не пролезет рука. Зато можно было следить за временем суток, пока осенние упавшие листья не начали закрывать обзор.

Человек, оказавшись взаперти, готов на многое, чтобы выйти. И он это учитывал. Поэтому был максимально осторожен. Хотя уйти отсюда, ровно как и причинить ему травму, было невозможно. Помещение было зарешечено. Но каждое утро в голове выстраивался новый план, и к каждому вечеру Софи понимала, что провернуть его невозможно.

Она думала каким-то образом ударить его чем-то тяжелым по голове, задушить, уговорить отпустить, притвориться больной, умирающей. Но ничего не работало. Он был слишком осторожен. Этот человек не даст ей уйти ни при каких условиях. Как она ошибалась, когда только встретилась с ним…

Она понимала, что все время наступает на одни и те же грабли. Она слишком доверчива. Но то, на что он оказался способен, переходило все границы. Как далеко может зайти человек, который поставил для себя одну-единственную цель?

И ответ прост: смотря, как далеко он уже зашел. Делая шаг вперед по гнилому шаткому мосту, идти назад, находясь на середине, уже не имеет смысла. Да, он не будет отступаться. Уже не сейчас…

Глава 51

Марк молча смотрел в поток. Перед глазами возникали женские образы: то Софи, то Саша. Он вспоминал ее красивое лицо, украшенное ссадинами и ушибами, и молился о том, чтобы никто из прохожих не заметил ее в таком виде. Он не мог точно знать, где она сейчас находится, и верил, что как-то сможет из этого всего вырваться. Он ощущал себя мухой в паутине, которую сплел, когда сам был пауком. Одинокое существование в горизонтальной плоскости этой больницы приближало неизбежный плохой исход – он останется здесь навсегда, он будет радоваться солнышку и разглядывать еловые ветки из окна. Он будет рисовать и петь. У него не будет проблем и забот. Он станет ребенком, тем самым, который приезжал в деревню к бабушке, чтобы любить лето.

Его поток удрученных мыслей прервала открывшаяся настежь дверь. В палату вошли трое – профессор, Виктор и человек в форме.

– Вот он, – сказал профессор.

– Я хочу с ним поговорить один на один, – ответил Виктор, не отводя взгляда от беспомощного Марка.

– Да, конечно, только, пожалуйста, как я просил.

– У меня тоже есть опыт в своего рода психологии, не беспокойтесь, – он слегка улыбнулся и бесцеремонно взглядом указал на дверь, – прикройте, пожалуйста.

Виктор придвинул табуретку, сел, расставив ноги, и наклонился над Марком. Он рассматривал его лицо, его глаза, его мимику.

– М-да, – произнес он загадочно, – раз ты не пришел на допрос, то я пришел к тебе сам. Ты, Марк, не похож на психопата. Притворяешься? Хочешь остаться здесь? Какой у тебя план, Марк Берн? Давай-ка договоримся с тобой. Что произошло? Расскажи мне. А я в свою очередь обещаю, что наше сотрудничество зачтется тебе в суде.

Марк молчал, а Виктор продолжил:

– Я неправильно начал, но, надеюсь, ты меня услышал. Когда ты в последний раз видел Сашу?

– При чем тут Саша? – он сделал паузу. – Я расскажу все, только если вы развяжете меня. Я больше не могу находиться в таком положении.

– Хорошо. Но учти, за дверью вооруженный сотрудник. Да и двери все тут закрыты. Тебе не сбежать. Я сейчас расстегну тебя. И давай только без глупостей.

Виктор принялся расстегивать ремни. Запястья Марка были красными и сдавленными. Он сел на кровать и размял шею и плечи.

– Марк, я вижу, что ты здоров, я верю тебе, – этой фразой Виктор решил войти в доверие Марка, – нет причин что-либо скрывать. Ты можешь доверять мне. Где Александра Герц, твой психолог? – он старался говорить мягко, как того просил профессор, хоть и получалось это у Виктора очень коряво и непривычно для него.

– Во-первых, она не мой психолог, а во-вторых, я не знаю, где она! Это не имеет никакого значения.

– А если тебе попробовать вспомнить? Подумай, Марк. Ты сам принес сюда доказательство того, что знаешь, где она. Ты избивал ее, издевался над ней. Зачем, Марк? А Софи? Что с ней? И где же она?

– Вы тут только портите все. Знаете, где Софи? Она у чокнутого профессора, Альберт Герц похитил Софи. И он, конечно же, не скажет, где она. Ни мне, ни вам, ни-ко-му!

– Это серьезное обвинение, Марк Берн.

– Вы должны мне поверить, – Марк говорил каким-то зловещим шепотом Виктору на ухо, чтобы никто их не слышал. – Этот старик ни за что не признается, пока вы его не прижмете. Он спрятал ее где-то, а может, чего еще хуже. Я бы давно прикончил этого ублюдка, если бы знал, где она. Вы должны мне помочь.

– Чего ты добиваешься, Берн? – Виктор с прищуром смотрел на Марка. – Ты играешь со мной? Ладно, давай, собирайся. Разберемся.

Виктор не стал больше слушать Марка, он встал и направился к двери, приказав Марку сидеть на месте.

– Накинь наручники, мы его забираем. Я скажу, когда выводить, – сказал он своему коллеге в форме.

Сам Виктор остался в коридоре и продолжил беседу уже с профессором.

– Мда, вы были правы, профессор.

– Это предсказуемо. Что вы собираетесь делать? Ему нужно лечение.

– Нужно-то нужно, – Виктор почесал затылок, – но здесь я его не оставлю. Мы поместим его в государственную больницу на время, а там посмотрим.