археологической истории Восточной Европы до середины IX в.[1074]. Книга в первую очередь интересна тем, что в ней автор высказал много важных мыслей о соотношении истории и археологии. С точки зрения автора, до сих пор отечественная археология шла по пути собирания артефактов. По его справедливому замечанию, археологическая наука должна отказаться от простого собирательства и перейти к обобщению полученых материалов. «Уклонение от выводов и обобщений и отчужденность от русской исторической науки и вопросов ею поставленных – вот, если не болезнь, то изъян нашей археологической науки». Историк призывал: «Пора пересмотреть взаимные отношения обеих наук, пора установить между ними ту теснейшую связь, которая всеми чувствуется, но не достаточно сознается»[1075]. Здесь Готье повторял собственные мысли, высказанные в программной статье «Что дала археологическая наука для понимания древнейшего периода русской истории»[1076], опубликованной еще в 1916 г.

В понимании автора, большую роль археология должна оказать на изучение истории русской колонизации. В этом вновь проявилась традиция Московской школы, ставшая органической частью научного мировоззрения Готье. Он писал, что археологический материал позволит проследить продвижение славян по Восточно-Европейской равнине, приведшее к формированию русского этноса[1077]. Автор обоснованно писал, что расширение хронологических рамок изучения начальных этапов эволюции русского народа и государства позволит вернее решить наболевшие вопросы[1078].

Дальнейшие рассуждения Готье, основанные на археологических данных, открывают неожиданную сторону его исторической концепции. Он указал на то, что многие современные ему историки и мыслители считают, что Россия представляет собой самостоятельное целое – Евразию. Здесь он, очевидно, намекал в первую очередь на евразийское движение, особенно мощно заявившее о себе в эмигрантской среде. Кстати, этот факт говорит о том, что оставшиеся в Советском Союзе знали работы своих коллег-эмигрантов. С его точки зрения, данная концепция имеет под собой основание: «Я думаю, что если к делу привлечь факты и явления, то мнение о России, как Евразии, получит для многих, может быть, неожиданное, но веское подтверждение»[1079]. Он считал, что восточное влияние на развитие русского народа было «почти предвечным»[1080]. Но во взглядах Готье были существенные отличия от историков-евразийцев. По его представлениям, определяющее влияние на Россию оказали не кочевники, которые, наоборот, только вредили ее развитию, а «цивилизованные» страны Востока.

Археологические штудии получили продолжение в монографии «Железный век в Восточной Европе». Анализируя историю целого региона в мало изученный период его жизни, автор призвал использовать для реконструкции целый комплекс источников: письменные и материальные памятники, данные лингвистики и топонимики и т. д. Такой комплексный подход, по верной мысли историка, позволяет наиболее адекватно решить поставленные вопросы[1081]. В книге Готье развил свои мысли относительно использования археологического материла в других науках исторического цикла. «…Устойчивость некоторых бытовых явлений и пережитки прошлого, упорно сохраняющиеся в постоянно обновляющейся жизни, позволяют находить объяснение форм быта, открываемых археологическими памятниками, в некоторых обычаях и верованиях… Этим определяется необходимость прибегать для объяснения археологического быта к наблюдениям и выводам современной этнологии»[1082], – считал автор. В данном отрывке отчетливо выражена мысль о продуктивности применения метода пережитков, что свидетельствует о высоком методологическом уровне археологических исследований Готье.

В вопросе о происхождении славян Готье считал, что древнейшим названием славян было «невры». В современной археологии такие представления отвергаются. Значительное внимание было уделено роли Хазарского каганата в истории региона. Готье утверждал, что «историческая роль хазар не столько завоевательная, сколько объединяющая и умиротворяющая»[1083]. В этом он предвосхитил работы современных историков, указывающих на большое влияние Хазарского каганата в восточно-европейской истории[1084].

Археология позволила, по мнению автора, подкрепить новыми фактами концепцию эволюции русского государства, предложенную В.О. Ключевским. Готье считал, что археологические данные подтверждают теорию великого историка о торговом характере древнерусских городов, ставших основой Киевской Руси[1085]. В своей книге историк выступает как последовательный сторонник норманнской теории. С его точки зрения, роль норманнов в образовании древнерусского государства была огромной. Несмотря на то что очень скоро они усвоили многие черты местного славянского населения, их призвание сыграло роль катализатора генезиса русской государственности. «Для инертного и пассивного славянского населения норманны были тем возбуждающим и вызывающим брожение элементом, который было необходимо привить ему для перехода от разрозненного городского и племенного строя к более развитым общественным формам»[1086], – писал Готье.

Подводя итог, заметим, что археология занимала важное место в научном творчестве Готье. Археологические работы историка, безусловно, требуют того, чтобы их кропотливо проанализировали на предмет их соответствия современным представлениям археологов. Но то, что они были написаны на новаторском для своего времени методологическом уровне, призывая провести синтез археологии и общей истории, – бесспорный историографический факт. По справедливому замечанию авторитетного историка археологии А.А. Формозова, Готье первым предложил «опыты исторических построений на археологическом материале»[1087]. Интерес к археологическим изысканиям проявляли П.Н. Милюков, С.К. Богоявленский, М.К. Любавский. М.К. Любавский начинал свой курс лекций, посвященный истории России, обзором древнейших периодов на основе археологических материалов[1088]. Как показало время, именно такой синтез оказался наиболее плодотворным в развитии отечественной как археологии, так собственно и истории, а ученые, его осуществившие (Б.А. Рыбаков, В.Л. Янин и т. д.), прочно вписали свои имена в историю науки.

Еще один представитель младшего поколения Московской исторической школы, Веселовский, в 1920-е гг. сконцентрировался на изучении проблемы феодализма в русской истории. В историографической литературе до сих пор нет отчетливого представления о том, когда историк обратился к указанной проблематике. В статье В.Д. Назарова указано, что «проблематика феодального землевладения стала преобладать в изысканиях С.Б. Веселовского в послереволюционный период»[1089]. Недавно изданные источники позволяют уточнить данное замечание. Так, в письме А.И. Яковлеву, датированном 1918 г. Веселовский упоминает о русском «феодализме», которым он сейчас увлекается и живет[1090]. Причем термин «феодализм» взят в кавычки, что указывает на спорность для исследователя этого понятия применительно к русской истории. Таким образом, интерес к истории феодального землевладения, судя по всему, появляется у Веселовского накануне революции.

Активное изучение истории землевладения в феодальный период отражает несколько докладов, сделанных Веселовским на Ученом совете и секциях РАНИИОН. 18 ноября 1922 г. прозвучал доклад «Вопрос о происхождении крепостного права при свете новых исследований»[1091]; 6 октября 1923 г. – «Несудимость привилегированных землевладельцев и их право вотчинного суда в XIV–XVII вв.»[1092]. В 1926 г. историк выпустил отдельную монографию, в которой анализировался генезис «вотчинного режима».

В дореволюционной историографии под вотчинным режимом понимался социально-экономический и правовой строй, господствовавший на Руси в XII–XVI вв. Считалось, что Московское государство данного времени являлось разросшейся вотчиной московского князя со всеми элементами вотчинного управления. Веселовский