— Едва ли имеет значение, откуда, но я знаю. Итак, кто он?

Она долго вглядывалась в него, затем лицо её расплылось в довольной ухмылке.

— Ты ревнуешь.

— Вовсе нет, — отрезал Томас.

Марианна засмеялась.

— Ревнуешь–ревнуешь. Как восхитительно.

— Восхитительно? — он сдвинул брови и нахмурился. — Это совсем не восхитительно. За женщиной, на которой я намереваюсь жениться, не будет ухаживать другой мужчина. Теперь говори, кто это.

Девушка заколебалась, затем покачала своей головой.

— Нет.

Смутная подсознательная надежда на то, что, возможно, она выдумала этого нового ухажера, растаяла с её словами. Гнев и какая–то странная боль наполнили Томаса.

— Во всяком случае, почему ты хочешь знать?

Почему он хотел знать? Разве недостаточно просто знать, что существовал кто–то еще? Нет. Ему необходимо знать, кто именно. Маркиз сжал кулаки.

— Я хочу знать, кто мой соперник.

— Соперник? Нет никакого соперника. Я не какой–то там приз, который ты можешь выиграть так же легко, как выиграл сегодня скачки.

— Я, действительно, отлично справился, — невольно усмехнулся маркиз. — Но это, разумеется, было нелегко, — и, сузив глаза, продолжил: — Как и в этом случае. Итак, кто он?

— Я не скажу тебе, — Марианна повернулась и начала обходить фонтан. — Это, право, не твое дело.

— Это — мое дело, — Томас старался не раскричаться. — Ты — мое дело.

— Ха! Я — твое обязательство, — она, буквально, выплюнула эти слова.

— Ты, правда, так думаешь? — в голове Томаса зарождалась идея.

— Что еще я должна думать?

Идея, которая, вероятно, была так же не продумана, как и всё, что касалось Марианны.

— Отлично.

Девушка посмотрела подозрительно.

— Что отлично?

— Я сделал всё возможное, чтобы расплатиться по обязательству, и больше пальцем не пошевельну.

— Что ты имеешь ввиду?

— Это просто, моя дорогая. Однажды я говорил тебе, что точно знаю, когда выйти из игры. Я отказываюсь от своего предложения брака.

— Томас! — Марианна потрясённо уставилась на него, покраснев. — Я не… ты не можешь…

— Ты бормочешь, Марианна, — он покачал головой. — И снова я был не прав, а ты — права: это нисколько не очаровательно.

— Я только пытаюсь найти правильные слова, — она замолчала.

Они встретились взглядами и бесконечно долгую минуту смотрели друг на друга. Хелмсли отдал бы все свое состояние, чтобы в точности знать, о чем она думала.

Марианна распрямила плечи.

— Если это то, чего ты хочешь.

— Вовсе нет. Однако это то, чего хочешь ты, не так ли? Что ты всегда хотела? — он обходил фонтан.

— Да, конечно.

— Тогда я признаю поражение.

— Хорошо.

Маркиз резко притянул девушку в объятия.

— Однако нет никакой причины, почему мы не можем продолжить наши частные приключения.

— Вообще ни одной, — она вызывающе смерила его взглядом.

— Хотя теперь, когда я больше не пытаюсь убедить тебя выйти за меня замуж, я больше не буду рисковать своей шеей в попытке подражать романтичным героям в твоих книгах.

— Это то, что ты делал? — выдохнула Марианна.

— Да, хоть ничего хорошего это мне не принесло, — Томас коснулся губами её губ. — Я едва не расстался с жизнью из–за тебя.

— Было бы, право, досадно, — она обвила руками его шею. — Хотя я действительно ценю твои усилия, — она вернулась к его губам, и он наслаждался ощущением девичьих губ и тела, прижимавшегося к нему.

Томас отпрянул и уставился на неё.

— Когда все закончится, я буду скучать по тебе.

Марианна внимательно посмотрела на него.

— Да, хорошо…

Он крепче сжал Марианну в своих объятиях и снова поцеловал. Это был глубокий поцелуй, в который он вложил всё мастерство, которым обладал, и всю страсть, которую она одна могла в нем вызвать. Наконец, Томас отодвинулся и посмотрел в ее карие глаза, затуманенные желанием, к которому, похоже, примешивалось некоторое смятение. Хорошо. Томасу того и требовалось — смутить её, сбить с толку. Настал её черёд. Он готов был держать пари, что никакой другой мужчина не смог бы оставить ее в таком состоянии. И неважно, какие слова он произнёс, никакому другому мужчине он не позволит даже и попытки.

— Что ж, пора возвращаться в бальный зал.

— Конечно, — прошептала Марианна.

Томас сопроводил девушку обратно и весь остаток вечера не отходил от нее. Он не позволит Пеннингтону, или Беркли, или кому–то там еще даже пытаться быть рядом с ней. Ни сегодня вечером. И никогда.

Марианна была поразительно тиха. О, она вежливо улыбалась и поддерживала светскую беседу, и если он не знал о ней чего–то, то точно знал, что так она вела себя, когда у нее было что–то на уме. И, к счастью, это что–то было им. Томас едва не ликовал от восторга.

Марианна могла как угодно планировать свою будущую жизнь, но ее будущее будет связано с ним и ни с кем больше. Томас не позволит ей уйти в поисках приключений. Не позволит исчезнуть из его жизни.

И никакому другому мужчине не позволит занять его место.

* * *

Вечер тянулся бесконечно долго, и Марианна считала минуты, когда сможет уйти. Её напускная весёлость давалась ей с трудом, но она не могла никому, особенно, Томасу, позволить узнать о боли, которая поселилась в её сердце.

Надо бы радоваться. В конце концов, она получила именно то, что хотела. Или, возможно, — не унимался внутренний голос — то, что заслужила.

Томас был очарователен, внимателен и не спускал с неё глаз. Даже во время тех немногих танцев, которые она разделила с кем–то еще, она каждую минуту чувствовала на себе его пристальный взгляд. Ни Пеннингтон, ни Беркли не приблизились к ней. Марианна задавалась вопросом, сказал ли он им что–то или дал ясно понять своей молчаливой бдительностью, что сегодня вечером их внимание было нежелательным.

Не то чтобы её это по–настоящему заботило. Его ревность была приятна, хоть и родилась из чувства собственности, не более того, словно Марианна была какой–то породистой коровой. Если бы он действительно любил её, ей бы нравилось вызывать в нем такую реакцию. И каким образом это происходило бы, не имело значения.

Весь остаток вечера девушка двигалась, будто во сне. Почему всё это так её расстроило? Разве она не должна была почувствовать облегчение оттого, что Томас отказался от претензий на её руку? Её никогда не интересовало замужество.