И он нежно поцеловал меня. Губы его были теплыми и сладкими. Я таяла в его объятиях, а между тем руки его опускались все ниже, к моим бедрам, и прикосновения их становились все более дерзкими.

– Кейтлин, я так тебя хочу! Останься со мной, в моей долине!

Пальцы мои скользнули за воротник его рубашки. Мне хотелось прикоснуться к его коже, показавшейся мне обжигающе горячей. С тихим стоном он подтолкнул меня к двери хижины, и я оказалась словно в тисках между его напряженным телом и насквозь прогнившими досками двери. Дверь не выдержала веса наших тел, и мы рухнули внутрь, на глинобитный пол, подняв огромное облако пыли.

– Тебе не больно? – спросил Лиам, приподнимаясь на локтях и с тревогой глядя на меня.

– Нет.

И он накрыл меня своим телом. На самом же деле мне было больно, очень больно. Страдало не только мое тело, но и душа. Но то была пьянящая, сладкая боль, которой питалось, разгораясь все ярче, пламя в моем лоне.

Он осторожно расстегнул душившую меня накидку и после недолгого колебания распахнул ее. Взгляд его замер на моей груди, двигавшейся в сумасшедшем ритме моего дыхания. Вдруг он замер, и вместе с ним, казалось, замерло и само время. А потом его губы принялись жадно исследовать мою шею и груди, а руки подняли мою юбку, запутавшуюся между нашими ногами. Сердце мое забилось быстрее, в ритме биения его сердца.

Пускай мое тело утратило невинность, зато душа и сердце сохранили свою чистоту! Это было единственное, что я могла подарить Лиаму.

Неожиданно он привстал на коленях, стиснув меня между бедер, и сбросил на пол нож и пистолеты. Его жаждущий взгляд скользил по мне, словно ласковое прикосновение. В темноте обшарпанной хижины сила наших ощущений была почти осязаемой, она мешала нам дышать. Биение сердца отдавалось в висках, в низу живота ощущалась легкая пульсация.

Я распустила шнуровку корсажа и дрожащими руками потянула его за рубашку, пытаясь сбросить с него плед. Его пальцы пришли мне на выручку, расстегнув брошь на плече, которая скрепляла драпировку шерстяного пледа, и он стянул рубашку через голову. Мы оба испытывали нетерпение в предвкушении чего-то запретного. Вкусить запретный плод, насладиться им, словно от этого зависела наша жизнь…

Его литой мускулистый торс покрывал нежный, медного оттенка пушок, и я запустила в него пальцы. Лиам развязал последнюю ленту на моем корсаже. Намеренно неспешным движением он стягивал сорочку с моих плеч, пока не открылись груди. Кончиками пальцев он пробежался вокруг отвердевших сосков, обхватил один губами и стал его медленно посасывать и покусывать. Я застонала и вонзила ногти ему в бедра.

– Боже милосердный… Лиам!

Он откинул подол моей юбки и коленом развел мои ноги в стороны. Его рука потянулась к потаенным глубинам моего естества, влажным и горячим. Луч света упал Лиаму на лицо. Полузакрытые глаза его сверкали от вожделения.

Другой рукой он уже начал раздвигать полы килта, а затем вдруг замер.

– Tha mi duilich, a ghràidh mo chridhe[59], – тихо сказал Лиам и закрыл глаза.

Я тоже привстала и посмотрела на него с изумлением.

– Что такое? Ты больше не хочешь меня?

– Конечно, хочу! Хочу больше всего на свете! Но не так… не здесь.

– Почему? – спросила я, не веря своим ушам.

– Ты заслуживаешь большего.

Его глаза потухли. Он попытался было встать, однако я удержала его, схватившись за ремень.

– Ты не поступишь так со мной, Лиам Макдональд! – прошипела я сквозь зубы. – Ты хочешь меня, а я – тебя, здесь и сейчас! Или ты решил сохранить мою честь? Или полагаешь, что я – девственница? Прости, но ничего этого я тебе предложить не могу. У меня остались только мое сердце и моя душа. Остальное у меня украл лорд Даннинг!

– Я знал это с самого начала, a ghràidh. Я видел, как этот мерзавец смотрел на тебя там, в своем доме, а потом видел твои раны. Он ударил тебя по щеке, но за такое не убивают. Убивают тех, кто пытается похитить у своей жертвы душу, когда всего остального она уже лишилась.

Мои пальцы тихонько пробрались под подол килта и поднялись по бедру к мускулистой ягодице. Я желала его. Желала познать нежную и страстную любовь этого мужчины. Любовь, в которой нет места извращенному насилию, принуждению. Он стиснул зубы, закрыл глаза и попытался умерить бешеный ритм своего дыхания. Мои пальцы продолжили свой путь по его влажной горячей коже и замерли на промежности. Я желала раствориться в страсти настолько, чтобы сердце кричало от счастья. И я хотела разделить ее с ним прямо сейчас. Он вздрогнул и издал стон удовольствия.

– Возьми меня, Лиам! – хрипло прошептала я. – Только тебе я отдам все, что у меня осталось, тебе и никому другому! Возьми меня, люби меня!

Он не стал мешать мне, когда я принялась расстегивать ремень, который очень скоро тяжело упал на пол вместе с пледом. В следующее мгновение Лиам навалился на меня, прижал мои запястья к полу. Взгляд его сквозь опущенные ресницы обжигал меня.

– Ты будешь моей, Кейтлин! Ты уже моя, ты меня слышишь? Только моя…

Я кивнула, задыхаясь от страсти, и подалась ему навстречу, когда жестким толчком он вошел в меня.

Он начал двигаться во мне, и темп этих движений нарастал с каждым мгновением.

– O mo rùin![60]– произнесла я шепотом. – Я… я люблю тебя!

Он выпил эти слова с моих губ, прильнул к моему рту и жадно исследовал его своим языком. С каждой новой лаской меня накрывала волна наслаждения еще более яркого и головокружительного, чем прежде. Пальцы его еще крепче, до боли стиснули мои запястья. Его шумное хриплое дыхание обжигало мне лицо.

– Господи! – вскричала я, когда удовольствие достигло своего пика.

Он откинул голову, вены вздулись у него на шее.

– Mo chridh… Mo bheatha![61]– выдохнул он, в свою очередь достигнув пика.

Мое сердце было готово разорваться от счастья. Я закрыла глаза – удовлетворенная, потная, разбитая. Кудри Лиама щекотали мне плечи и щеки. Голова его покоилась у меня на груди, и мы какое-то время так и лежали, словно бы слитые друг с другом, как единое тело, неподвижное и насытившееся.

Он шевельнулся первым и положил руку мне на грудь.

– Кейтлин Данн, an pòs thu mi?[62]

Эти едва слышные слова породили в моем сердце настоящий ураган эмоций. У меня задрожали губы, я не могла произнести ни слова. Так и не услышав ответа, он приподнялся на локте, чтобы посмотреть мне в лицо. Распущенные волосы упали ему на глаза, а многодневная щетина придавала почти бандитский вид, который, однако, я находила весьма соблазнительным. В глазах Лиама был тот особый блеск, который порождается пережитым чувственным наслаждением. Он нерешительно улыбнулся, поцеловал меня в плечо и поморщился при виде клейма Даннинга. Буркнув себе под нос что-то невразумительное, он погладил шрам, но не проронил насчет него ни слова. Он уже знал, откуда взялось клеймо, и добавить тут было нечего.