Когда ночью они легли в постель, он попросил:

— Гала, сделай так, как только ты можешь, — и, окунув руку в ее волосы, стал клонить ее голову. Она нырнула меж его расставленных ног и ласкала его, целовала, баловала… и ей это доставляло удовольствие, ведь она знала — ее конец близок.

Отдыхая после любви, он обнял ее и заговорил:

— Дорогая моя Гала, я люблю тебя бесконечно. Я не верю в жизнь, верю только в тебя. Тот мир, что принадлежит мне и неотделим от смерти, доступен мне, только если я вхожу в него вместе с тобой. Я существую лишь в твоих объятиях. Меня призывают твои глаза, твоя грудь, твои колена, меж них я никогда не угасну. Все остальное — величайшее убожество, способное лишь обратиться в прах…

Она уже не слушала его. Слишком много слов было сказано им, слишком много. Он же не хотел услышать ее.

* * *

Не сегодня, — сказала она самой себе, глядя на сверкающую гладь моря. — Пройдет день, два… Может, в сентябре или ноябре? Небо затянут тучи, пойдут дожди, камни станут скользкими. Она решилась. Вопрос времени, не более того. Как близок горизонт! Вот бы взмахнуть руками и полететь…

Она оглянулась. В нескольких десятках шагов от нее стоял маленький испанец с подкрученными усами и напомаженными бриллиантином волосами. Всю дорогу Поль с восторгом рассказывал ей о странностях Сальвадора Дали, его творчестве, об особой философии, о поклонении Ницше и Эйнштейну. О его участии в съемках более чем неординарного фильма «Андалузский пес». Поль восхищался испанцем, считал его гением. Гала не разделяла этого его восторга перед мальчишкой с внешностью пошлого танцовщика аргентинского танго. Испачканные экскрементами трусы, изображенные им на картине «с такой милой естественностью» — это что, особая одаренность? Скорее можно диагностировать копрофагию. Любитель экскрементов вчера даже не сумел поддержать разговор, только хохотал как сумасшедший. От гениальности до безумства — один шаг?.. Но достаточно ли испанец безумен, чтобы осуществить то, что она задумала?.. Может, именно этот странный мальчишка сможет дать ей освобождение?

Гала сделала движение рукой, будто приветствуя его. Малыш втянул голову в плечи и, согнув ноги в коленях, чуть присел, будто хотел спрятаться. Гала улыбнулась его ребячливому смущению. Похоже, на Дали можно рассчитывать…

Гала села за стол. Сесиль уже позавтракала и убежала со своими новыми подружками на лужайку. Небо радовало глаз чистотой лазури. Настоящим удовольствием было посидеть на утреннем солнышке, потягивая маленькими глоточками очень крепкий кофе, и кусать мягкие бисквиты с персиковым джемом. Лицо Поля так и сияло счастьем.

— Гала, тебе здесь нравится? Я вижу — тебе хорошо. Замечательные бисквиты, ты не находишь? М-м-м-м… — пальчики оближешь. Еда мне всегда кажется вкуснее после ночи любви. Ты была великолепна, дорогая. Ты самая лучшая. Я тебя обожаю. Ты еще побалуешь меня, а, Гала? Моя милая женушка, скажи, что ты будешь умницей.

— Буду.

— Давай сегодня днем приляжем. Во время сиесты. Ты знаешь, в этих краях все спят после обеда. Самое жаркое время. Все пусть спят, а мы займемся любовью, а?

— Если будет желание.

Она уговаривала себя не кипятиться, продолжать радоваться тишине, теплу и не раздражаться из-за его болтовни.

— Гала, Галочка, ты помнишь, как вчера у нас с тобой хорошо получилось?

— Угу.

— Ты моя малышка, ты моя красавица. Ты лучше всех. Как тебе, кстати, показался Сальвадор?

— Психопат.

— Он немного странный…

— Поль, давай немного помолчим, — прервала она его. — Здесь так хорошо. — Она попыталась погрузиться в созерцание пейзажа. Места вокруг были дикие, нетронутые, отмеченные особой суровостью прожженного солнцем юга. Гала укреплялась в мысли, что здесь она сможет расстаться с жизнью с наименьшими страданиями.

Их времяпрепровождение в Кадакесе оказалось не совсем таким, как она ожидала. Они много времени проводили на пляже, купались в море, отдыхали в тени скал. Казалось, она забыла о своем решении. Поль снова был рядом с ней. Раздражение ушло, уступив место покою. Время от времени она гуляла по краю обрыва, привыкая к мысли о последнем полете, способном избавить ее от бесполезной пустой суеты, в которую превратилась ее жизнь. Но она не могла не отметить, как внимателен к ней Поль, не замечать его сияющих глаз, его нежности и всего того, что он делал, чтобы угодить ей. Происходило ли это от того, что рядом с ними были столь же внимательные друг к другу Рене и Жоржет Магриты, или Поль действительно рад провести время с семьей? Или все дело было в солнце, море, вине и будоражащих разговорах с друзьями? Несколько раз ей даже случалось воссоздавать в своем воображении картины из прошлого, исполненные чистоты и невинности. Поль появлялся в них то робким юношей, прячущим за спину сентиментальный роман, то бледным от застенчивости Пьеро, то решительным мальчуганом, отстаивающим перед матерью свое право на свидание. И эти воспоминания о первых чувствах, вспыхнувших в Клаваделе, странным образом будоражили ее душу. Ее взгляд переходил с крутого обрыва на его одухотворенное лицо с тонкими чертами, затем на узкие плечи, длинные руки с изящными пальцами… О, это такое волнующее, требовательное к себе тело! В минуты, когда она смотрела на него с этой безысходной тоской, Поль улыбался ей и, склонившись к самому уху, шептал: «Ты все для меня. Глаза, которые я люблю, грудь, которую я люблю, лоно, которое я люблю, прекрасные руки… какое блаженство дарит мне твое наслаждение…». Его слова возбуждали в ней желание. Они поднимались к себе в номер. И простыни становились влажными от их разгоряченных в любовной баталии тел.

И все же она знала, что совсем скоро все закончится. Каждый раз, когда она всматривалась в его лицо, она готова была встретить его опустошенный, отстраненный взгляд. Но пока она видела перед собой влюбленного мужчину. Поль улыбался и тянул ее за собой.

— Гала, Гала. Моя карнавальная девочка. Моя вакханка. Обожаю тебя. Всю, всю, всю…

И они опять оказывались в гостиничной кровати. И она снова ублажала его. Его глаза пылали, губы были жаркими и сухими, тело скользило от пота. Она задыхалась под ним в ожидании, когда он с коротким всхлипом замрет на секунду и освободит ее.

И вот этот его отрезвляюще-холодный взгляд! Отстраненный, отталкивающий, чужой. Поль не ночевал в отеле. Вернувшись утром, он остался спать в номере, на пляж они с Сесиль отправились вдвоем. Встретились они только ближе к вечеру.

— Я собираюсь обратно в Париж. Как ты? Останешься или со мной поедешь? — спросил Поль. По тону, каким был задан вопрос, она поняла, что он хочет, чтобы она осталась.

— Думаю, нам не стоит разлучаться, — сказала она, отметив про себя, как он весь напрягся.

— Я думаю, тебе не стоит торопиться в Париж. Сесиль здесь нравится. Сальвадор будет тебе компанией.

Он зажег сигарету и, развалившись в кресле, вытянул ноги.

— Надо купить у Дали несколько картин. Что-то есть в этом испанце, определенно. Потом мы сможем перепродать картины. Я думаю, это неплохое вложение. Твое мнение?