– Энни, – прошептал Броуди, – прости меня.

– За что?

– За все. Главным образом за то, что случилось во Флоренции, когда я…

Он осекся, но Анна прекрасно поняла, что он имеет в виду, и рассердилась. Уж чего ей совсем не требовалось от мистера Броуди, так это жалости.

– Ты хочешь сказать, что если бы знал о моей болезни заранее, то не набросился бы на меня тогда в парке? А если бы я в детстве не была инвалидом, тогда ты считал бы, что все в порядке?

Броуди скрипнул зубами.

– Нет, я не то хотел сказать.

– Тогда что же еще? Может, ты думаешь, что если я сегодня сидела молча, пока ты меня тискал, это освобождает тебя от вины?

Она гневно отвернулась, боясь, что он увидит ее слезы. Лицемерие не было свойственно не только Броуди но и самой Анне тоже: она не могла искренне негодовать на него за то, что доставило ей такое острое наслаждение.

– За это я тоже прошу прощения.

Анна яростно повернулась к нему.

– Тогда зачем ты это делаешь? – воскликнула она в полном отчаянии.

Броуди оставалось только развести руками: до него не сразу дошло, что она спрашивает совершенно серьезно.

– Только не из-за Ника, – ответил он внезапно охрипшим голосом. – На этот счет ты ошибаешься. Мне нужна ты, а не жена моего брата. Только ты.

Их взгляды скрестились, но лишь на секунду. То, что Анна разглядела в светлой глубине его глаз, показалось ей слишком пугающим, могучим, неодолимым. Она не могла этого вынести. Опустив глаза, она проскользнула мимо него и начала подниматься вверх по холму чуть ли не бегом. Броуди нагнал ее в два шага, схватил за руку и силой заставил замедлить шаг.

Сообразив наконец, что он больше ничего не собирается говорить, Анна перестала вырываться и пошла с ним в ногу, хотя прекрасно понимала, что он нарочно старается идти не спеша ради ее слабых легких. Остаток пути они проделали во враждебном молчании.

Дженни и Нил уже расположились на веранде перед домом, попивая лимонад. Анна и Броуди торопливо попрощались и оставили их одних, а сами вошли в дом. Никогда раньше Анне не приходилось присматривать за незамужними девицами, и сейчас она впервые задумалась о том, прилично ли оставлять кузину наедине с Нилом Воганом. «Не будь ханжой, – тут же одернула себя Анна, – они практически уже дома! Что может случиться на веранде…» Ей пришлось прервать ход своих рассуждений на полдороге: она вдруг вспомнила с убийственной точностью, что произошло в лекционном заде меньше часа назад.

– Наконец-то вы вернулись, – приветствовал их знакомый голос из гостиной.

– Добрый вечер, тетя Шарлотта. Да, мы решили пройтись, вечер такой теплый. Лекция была… – Анна замялась в поисках подходящего слова.

– Захватывающей, – вставил Броуди. «Чтоб тебе!» – мысленно выругал он самого себя.

Опять он ее поддразнивает, хотя всего минуту назад твердо решил, что больше не будет. Анна отвернулась и увидела отца.

– О, папа, вы ждали, пока мы вернемся! – воскликнула она, подбегая к нему.

Он ссутулился в своем инвалидном кресле, а рядом с ним на диване восседала мисс Фитч. Анна обняла его и поцеловала в щеку.

Сэр Томас Журден рассеянно похлопал свою дочь по руке и пробормотал:

– Привет, привет, привет.

– Папа, Стивен говорил с вами сегодня о Хорасе Арчере?

– Стивен? Стивен?

Светло-карие глаза старика светились недоумением.

Анна бросила встревоженный взгляд на сиделку.

– Он сегодня чувствует себя усталым, – с явной укоризной в голосе объяснила мисс Фитч, поднимаясь с дивана. – Мы ждали вас домой еще час назад.

– Мне очень жаль, мы…

– Ник! – внезапно властным голосом окликнул его сэр Томас.

Броуди подошел к нему:

– Да, сэр.

Он наклонился вперед, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом старика.

– Ник, – улыбаясь, повторил сэр Томас. Он протянул трясущуюся руку и шутливо похлопал Броуди по щеке.

– Все сбрил, да? Ха-ха-ха! Все сбрил дочиста!

Рука упала ему на колени, глаза закрылись. Он крепко уснул.

Анна обхватила себя руками, провожая взглядом отца, пока сиделка выкатывала его кресло из комнаты. Голос тетушки оторвал ее от грустных размышлений.

– Сегодня вечером тебе прислали записку, Анна. Вот она здесь, рядом со мной.

Пальцы тети Шарлотты были заняты вышиванием и она кивком головы указала на рабочий столик, стоявший возле ее кресла.

Анна взяла письмо, лежавшее поверх последнего номера «Домашнего журнала английской дамы», и сразу узнала торопливые каракули на сложенном вдвое листке бумаги. Броуди подошел за ней следом, сделав вид, будто его интересует надпись, которую тетя Шарлотта вышивала розовым шелком на квадратике белого льна.

– «Подобно бриллианту чистой воды, – прочитал он вслух, – добродетель не нуждается в дорогой оправе». Да-да, очень верно подмечено.

– Это Бэкон <Фрэнсис Бэкон (1561-1626) – английский философ.>, – с самодовольной улыбкой пояснила тетя Шарлотта.

«Бекон? – удивился про себя Броуди. – При чем тут бекон?»

– Где вы собираетесь ее поместить? – спросил он вслух, оглядываясь вокруг. – Эта комната кажется мне… полностью укомплектованной.

И в самом деле, сколько ни старался, он не сумел обнаружить ни единого квадратного дюйма свободного пространства. Куда ни плюнь – всюду мебель, украшения, безделушки и пестрые покрывала из индийского набивного коленкора.

– Я думаю, под глобусом, у окна.

У окна. Нечего и говорить, что окно, о котором шла речь, было навеки закрыто и занавешено наглухо, а перед ним помещался чудовищных размеров фикус, призванный надежно преградить путь любому заблудшему лучику света, который мог бы случайно проникнуть внутрь и обесцветить проклятую обивку.

Утешением Броуди служила только одна мысль: это не Анна, а тетя Шарлотта забила дом бесчисленными образцами своего рукоделия, совершенно бесполезными и чудовищно безобразными. Не дом, а настоящий мавзолей! Как ему удалось выяснить, по ночам слугам приходилось накрывать всю мебель холщовыми чехлами, а по утрам снова их снимать. Зачем? Он не стал даже пытаться угадать сам. Надо будет спросить у Анны.

– Тетя Шарлотта.

И Броуди, и тетя Шарлотта подняли головы одновременно, удивленные внезапно задрожавшим голосом Анны.

– Это письмо от Милли. Она пишет, что заходила меня навестить сегодня вечером, и вы отослали ее прочь. Это правда?

– Отослала ее прочь? Это не совсем так. Я лишь посоветовала ей не дожидаться тебя, поскольку не знала точно, когда ты вернешься.