26 сентября 1979 г.

Среда

Близился первый час ночи. Стоя у окна в коридоре (даже специально выключили свет), Георгий и Лазаренко наблюдали, как Филиппов и его дружина грузятся в автомобиль. После того как их «бобик» выкатил со двора больницы, вернулись в прозекторскую.

– А здорово вы с ними, – произнес Лазаренко.

– Устал я… – ответил Георгий. Этот спектакль окончательно выбил его из сил.

Лазаренко увидел его лицо и понял его слова по-своему, в физическом плане.

– Я могу оставить вас здесь до утра, отдохнете, – предложил он. – Тут есть где расположиться. Я сейчас! – И он ушел.

Воспользовавшись тем, что остался один, Георгий направился к стеллажу и сел перед ним на колени. Вытащил носовой платок и, обернув им ладонь, полез под стеллаж за предметом – схватил аккуратно, чтобы не испачкаться в слизи, – и вытащил на свет.

Предмет выглядел странно и в то же время слишком просто – как туба цилиндрической формы, без отверстий и следов наличия какого-либо колпачка, крышки или места соединения частей. Вопреки ожиданию, он оказался мягким. Если нажать, внутри чувствовалось что-то упругое, возможно та серебристая слизь. Но после нажатия ничего не выделялось, а когда Георгий отпускал пальцы, форма тубы восстанавливалась. Применять излишнюю силу он не решился.

«А чем же тогда урод шандарахнул меня?»

Он подумал, что, может быть, стоит рассказать старику о цилиндре? Ведь, если урод потерял его – наверняка захочет вернуться, вдруг это ценный для него предмет? И как после такого оставить Лазаренко одного?

«А я и не оставлю!»

Предложение заночевать теперь казалось Георгию очень соблазнительным. Пока дотащишься домой, пока уляжешься спать – так лучше и вправду здесь пристроиться. А если урод вернется – тут мы его и схватим!

Когда все утихло, он выглянул через окно на улицу и, светя фонариком, изучил следы под окном. Трава была подмята до самой тротуарной дорожки, но, куда исчез тщедушный уродливый незнакомец, было непонятно. От лужи невдалеке отходили свежие следы колес легковой машины. Как давно проехала здесь машина: десять минут назад или полчаса, был ли это экипаж Филиппова или какой-то другой автомобиль, определить невозможно.

Михаил Исаакович отвел его в соседнюю комнату. С двумя кушетками – для тех, кому приходилось коротать ночи.

– Ну вот здесь и устроимся. Ваше место там! – Лазаренко показал на дальнюю, одеяло с которой совсем сползло бы на пол, если бы не придавившая его огромная подушка без наволочки.

Георгий поймал себя на том, что ему хочется заглянуть под кушетку.

– Сойдет, – хмуро улыбнулся Георгий, возвращая одеяло на место, и, немного пригнувшись, все-таки глянул вниз.

Он выпрямился и осмотрел стены с потрескавшейся, местами отслоившейся краской.

– Славненько тут у вас.

– Простынкой прикроете, и чистенько будет, – заверил его Михаил Исаакович, совершенно не смотря в его сторону.

Георгий опустился на кушетку. Создалось впечатление, что уже не захочется встать, такая по телу растеклась слабость. А вот голова после удара уже не болела, хотя он помнил, что ночной гость приложился весьма чувствительно.

– Михаил Исаакович, гляньте, – попросил он, ощупывая лоб и затылок. – Он мне чуть череп не раскроил, когда я на колени упал.

Лазаренко усадил его поближе к свету.

– Ничего не вижу. А что?

– Как ничего?! – удивился Георгий.

Он хотел потрогать рукой то самое место, но теперь не мог даже определить его на ощупь.

– Зеркало есть?

Лазаренко поискал в столах, нашел старое, помутневшее. Георгий долго изучал отражение собственного лица, ему показалось, что и опухоль на губе – результат вчерашнего допроса – стала меньше. Он снова ощупал голову.

– Все это странно. Я думал, голова расколется, как он меня шандарахнул!

– Да нет ничего, – еще раз осмотрел его старик. – Так, царапины небольшие.

«Все это скверно» – подумал про себя Георгий, но вслух свои сомнения высказывать не стал.

– Ну и ладно, – Георгий вернул старику зеркало.

Он снял пиджак и устало развалился на кушетке.

С наслаждением вытянул ноги. Еще раз потрогал губу – нет, не почудилось. Опухоль действительно здорово уменьшилась. Но, может, оно и раньше так было, а он не придал значения?

Ему не хотелось поддаваться страху. Не хватало еще, чтобы в нем самом начали происходить такие же процессы, как в тех мертвецах, оживающих по чужой воле.

«Кто же ты такой, гад? – думал он о маленьком черном человеке с бледным безносым лицом. – Ну только попробуй сюда заявиться».

– А наш товарищ-то без Коли сегодня обошелся, – чтобы прогнать страх, посмеялся Георгий. Но Лазаренко не поддержал его шутку.

Помня о том, что спать нельзя, Георгий все же незаметно погрузился в сон. Связь с реальностью иногда восстанавливалась на миг, когда он слышал, как ерзает на своей кушетке Лазаренко и о чем-то говорит сам с собой. Ему показалось, что он видел, как старик поднялся и куда-то ушел. Наблюдая за ним, Георгий понимал, что это может быть опасно, однако ничего не мог поделать. Странное полусонное состояние, сдобренное апатией и бессилием, навалилось на него.

Прошло неизвестно сколько времени. Старик вернулся. Сквозь лениво приоткрытые глаза, не пытаясь бороться с полусном, Георгий видел, что Михаил Исаакович уселся за стол, придвинул к себе микроскоп и прильнул к окуляру.

«Беспокойный старик… Что ему, больше всех надо?..»

Ему хотелось подняться и посмотреть, что же там делает Лазаренко, но и сейчас он не мог заставить себя пошевелиться. Как будто опять попал в объятия чужой силы.

Проснулся от того, что кто-то подергал его за плечо:

– Георгий Ефимович…

Волков машинально сел, еще не понимая, зачем и кто его будит. Кажущаяся апатия прошла, словно и не бывало, будто она почудилась ему во сне. Хотя голова была мутная.

Он посмотрел на стол, за которым привиделся ему старик, и действительно увидел микроскоп, которого не было, когда они только зашли в комнату.

«Так почудилось или нет?!» – не понимал он.

– Подойдемте, я вам кое-что покажу! – потянул его за руку старик.

– Что такое? – сердито буркнул Георгий, с неохотой поднимаясь.

– Кое-что интересное.

На столе у Лазаренко помимо микроскопа стояли стеклянные чашки, пробирки, штатив с горелкой. Взятую из пробирки мутноватую жидкость он капнул на стеклышко и подсунул под микроскоп. Жестом пригласил Георгия посмотреть.

До этого момента Волкову ни разу не доводилось пользоваться этим прибором, и потому видеть пусть и плохо различимые, но живые клетки, казалось ему диковинным, если не чудесным событием. Улыбаясь, как ребенок, Георгий оторвал взгляд от окуляра и посмотрел на Лазаренко.