— Правда? Но ведь… вы говорите на немецком дома… я слышала.

Он пожал плечами.

— И что? Ты говоришь на английском. А вообще, не похожа на англичанку.

Паола покраснела. Внутри все похолодело. Она смотрела на него, лежавшего в шезлонге, вытянувшего свои длинные ноги. Под золотистой кожей у него скрывались мускулы, переходя в плавные изгибы тела — его молодость, красота и чувственность прекрасно гармонировали в одном его юном мужском теле. Она сглотнула.

— Как я выгляжу? — вопрос повис в воздухе. Он повернул голову к ней, но выражение его глаз оставалось для нее загадкой.

— Хорошо, — наконец объявил он. — Ты хорошо выглядишь. — Она пристально смотрела на него. Он играл с ней. Он прекрасно знал, что она от него хочет, а она понятия не имела, как это воплотить в реальность. Был ли хоть какой-то опыт у этого шестнадцатилетнего подростка, который помог бы подсказать ему, какие мысли одолевали Паолу каждый раз, как она смотрела на него? Откуда он мог знать, как жаждала она восхищения, одобрения… высокомерия, которое рвалось в нем наружу, и он должен был принести его в жертву ее красоте.

— Могу поспорить, ты говоришь это каждой встречной девушке, — сказала она, пожалев о сказанной глупости. Он улыбнулся. Он выглядел так, будто слышал это выражение сотню раз. Он сделал глоток пива и повернулся к ней так, что теперь они находились лицом к лицу.

— Я думаю, ты очень красивая — все в Виндхуке так думают. — Паола густо покраснела. Его слова взволновали ее, несмотря на их высокомерие. Ему шестнадцать, не переставала думать она, пока он потягивал пиво и не сводил с нее глаз. — Все мои друзья. Ты не представляешь выражение их лиц, когда я сказал им, что еду сюда с тобой.

— Ты им сказал? — вдруг забеспокоилась Паола.

— Конечно. Почему нет?

— Черт… не нужно было тебе этого делать… я ведь замужем, ты это прекрасно знаешь.

— Конечно. Но мы не сделали ничего плохого… пока, — хитро заметил он, опустив взгляд на глубокий вырез в ее топе.

— Дитер, ты когда-нибудь делал это раньше? — спросила Паола, почувствовав внезапную беспомощность. Он продолжал пристально смотреть на нее.

— Конечно. А ты нет?

— Не уверена… не понимаю, о чем ты, — нерешительно ответила она.

— Ты задала вопрос. Что ты хотела узнать?

— Что ж… это. Встречался ли ты с… чьими-либо женами, — наконец спросила она.

— Конечно да. — Паола лишь удивленно смотрела на него. — Перестань, ты ведь в Виндхуке живешь, — широко улыбнулся он. — Там у всех отношения на стороне. У всех. — Она молчала.

— Сколько раз?

— Кого волнует количество? — был его простой ответ. Равновесие между ними вдруг исчезло. Паола почувствовала себя в неловкой ситуации. Ей это не нравилось. Но потом она снова взглянула на его светлые волосы, завивающиеся на шее; на гладкую кожу на его руках и мускулистое тело, которого так хотелось коснуться. На нее нахлынули воспоминания — Дидье, принц Георг, сотня однодневных романов… и, конечно же, Киеран. Этот резкий, такой мужской запах, исходящий от его шеи, который она почувствовала, когда они встали с кресел и стояли рядом, не касаясь друг друга… Это был запах и вкус Киерана. Ее охватило чувство опустошения. Она запрокинула голову, когда Дитер принялся игриво, как-то лениво целовать и обнимать ее. Его руки дрожали, ей нравилось это — дерзости у него поубавилось, подумала Паола, когда его рука скользнула под топ, а губы нежно касались ее. Ей хватило ума перебраться в комнату, захлопнув за собой дверь. Все в гостиничном комплексе знали, кто она такая; ей не хватало только, чтобы какой-нибудь нерадивый рабочий сообщил Отто о том, что он видел жарким днем, когда деревья акаций замерли в воздухе, и все вокруг затаило дыхание.

Повинуясь импульсу, Бекки села в машину и поехала в центр города в галерею. От очередного вечера, проведенного у Надеж, назойливо перебиравшей снова все причины, по которым ей немедленно нужно взять детей и уехать обратно в Лондон, у нее кружилась голова. Она чувствовала, что у нее больше нет сил делать вид, что она слушает ее. В общей сложности, она даже толком не понимала, почему Надеж должна уехать. Она оставалась при своем.

Она ехала по Мугейб-авеню мимо почты и банка с их закрытыми фасадами. Снаружи многих магазинов спали охранники, их завернутые во что-то, словно мумии, тела выглядывали из дверных проемов учреждений, которые наняли их охранять. Несколько крупных магазинов в деловом центре города ограбили недавно; все, похоже, были на пределе от этих событий. Она повернула направо на Альбион-Роад в поисках парковки. Было почти десять часов вечера. «Нужно бы домой ехать», — прозвучал голос Годсона у нее в голове. Он был довольно резок с ней последние несколько дней; она много работала, ей нужно сделать перерыв, отдохнуть. Но ей не хотелось возвращаться в свой пустой бунгало, чтобы сидеть и тупо смотреть в стену, думая о нем. Она должна занять себя чем-то, а в «Делюксе» всегда много дел.

Бекки припарковалась на углу Альбион-Роад и Маркет-стрит, через квартал от галереи. Закрыв машину, она быстро побежала вниз по Альбион-Роад, крепко прижав к себе свою сумочку. Она больше всего боялась, что ее обокрадут. Надеж последнее время только и знала, что рассказывала ужасающие истории о подобных случаях.

В галерее было совершенно темно. Случайные прекращения подачи электроэнергии в городе означали, что безопаснее было выключать всю систему энергоснабжения перед уходом — меньше всего им нужен был пожар, вызванный коротким замыканием. Она нащупала электрический щит на стене, и зал тут же залился светом. Проходила новая выставка; тонкие плетеные корзины Женского коллектива Шона с юга страны вместе с черно-белыми фотографиями. Она встала в проходе, восхищаясь яркими декорациями. Годсон нашел кузнеца, который соорудил невероятно тонкие красивые платформы для корзин; они стояли, нагроможденные на эти металлоконструкции, словно изящные павлины в состоянии полета. Цвета были потрясающие — темно-красный, насыщенный бордовый, бирюзовый, шафрановый, желтый… Не просто стандартный набор красок. На фоне туманного атмосферного пейзажа они смотрелись еще богаче.

Выставку, естественно, ждал успех. Они распродали все фотографии за час. Бекки как раз недавно сделала заказ на печать больших таких фотографий, которые они смогли бы развесить в галерее и продать; еще один способ рекламировать галерею и получать прибыль одновременно.

Она погасила свет в галерее и пошла в офис. Она села за свой стол и включила компьютер. Офис залился нежным голубым светом. Она должна была получить пару заказов из Англии и несколько писем по электронной почте. Она отослала Амбер длинное, наскоро набранное письмо на неделе — интересно, что она подумает о нем. В основном она писала о Годсоне. Она скривила лицо — Кит был прав; чем быстрее она выбросит его из головы, тем лучше. У них не было никакого будущего, у нее, по крайней мере.

Бекки открыла папку с письмами. От Амбер ответа еще не было; два письма от матери; подтверждение о заказе из Лондона и еще один запрос… и когда они успевают писать письма? — подумала она. Она машинально ответила на самые срочные; а в голове уже строились планы на предстоящий весенний сезон в «Делюксе». Она любила тишину и одиночество галереи ночью. Это было идеальным временем для обдумывания планов. Днем было слишком шумно и суматошно, тогда Годсон бегал взад и вперед, то и дело заходили художники, торговцы, которые хотели, чтобы она взглянула на это, подписала то, заплатила за третье… невозможно подумать или принять какое-то решение. Кроме ударов пальцев по клавишам она не слышала вокруг ни единого шороха.