Мне повезло. Я совсем не знаменит, и жизнь моя летит непонятно куда. Это лучшие условия для творчества. Я отменил завтраки в гостиной, снова отключил телефон. Наушники снимал только к ночи. Прислушивался. В Катиной спальне было тихо. Я вздыхал, писал пальцем на стене «Катя» и засыпал.

* * *

Как прошли эти недели – совсем не помню. Спал днём, по ночам тушил курицу, пил чай в промышленных масштабах. Если было жарко, надевал мокрую майку. Открывал компьютер и проваливался в измерение, где люди ссорятся без злости, а красавицы симпатизируют чудовищам. Где все любят всех, даже меня. Потом перечитывал, стирал половину или всё. Ел, спал, снова работал.

Но однажды раздался сильный грохот, разбивший мою трансцендентность. Этот рокот ощущался хвостом. Так аквариумные рыбки чувствуют землетрясение. Снял наушники – и правда, далеко внизу, у центра Земли, шло побоище. Крестоносцы врезались в ополченцев Александра Невского, и вот-вот начнётся охват с флангов. Крики, ругань, лязг железа, стены дрожат. С точки зрения военной доктрины, спешить не следовало. Прежде чем вмешаться, убедитесь, что противники насладились общением. Стороны должны утомить друг друга, тогда их легче мирить. С другой стороны, и медлить опасно. Немцы с новгородцами разнесут жилище, а мне ремонтировать.

Спустился вниз, увидел приятное – Генрих душит Алексея. Тот в ответ лишь царапается, как прижатая в сортире отличница.

Битвы следовало ожидать. Наш муж где-то пропадал и обнаружил вдруг, что свято место почти занято. Он зачастил со свиданиями, но поздно. Алексей прочно подружился с Катей. А теперь эти лоси сцепились. Уже опрокинули стол, смяли ковёр и вообще внесли в интерьер нотку хаоса. Разгар битвы был не очень зрелищен. Бойцы лежали на полу, крепко обнявшись. Яростный Генрих одолевал. Его позицию с некоторыми купюрами можно было назвать верхней. Алексей оказался достаточно вёрток, чтобы его не задушили, но и не настолько, чтобы сбежать. Катя металась, выкрикивая лозунги «прекратите!» и «как вам не стыдно!» Всё зря. Всем на свете женихам нравится друг друга убивать.

Я болел сразу за обоих. Множественные травмы средней тяжести украсили бы каждого из противников.

– Что ты стоишь, растащи их! – крикнула Катя.

– Зачем? Сейчас один прибьёт второго, и конфликт сам собой погаснет.

– Ты идиот?

– Когда это мы перешли на ты?

– Хорошо, вы идиот?

Она даже когда орёт, всё равно прекрасна. Кудри растрепаны, глаза сияют. И эти её коленки… Вроде бы скандал не должен влиять на восприятие, а всё равно мне кажется, сейчас они ещё красивее. Залюбовался даже. И подумал вдруг, чего мне терять-то. Если не сделаю сейчас, то потом повода не будет. Я быстро подошёл и поцеловал её. Не в ноги, конечно, в губы. Но довольно плотно. Она вырвалась, влепила пощёчину. Сказать ничего не могла, гормон возмущения затопил её речевой центр.

– Ты просила остановить битву, я выбрал самый лучший способ – нападение на обоз.

– Это кто обоз? Я обоз? – За право злить её каждый день я принимал бы по пять таких оплеух. Дерётся как девчонка, кстати. Но какие глаза! Какие вены на шее!

Дерущиеся остановились. Лежали на полу, смотрели на меня. Потом Алёша сбросил Генриха, встал, отряхнулся. Генрих тряхнул кудрями, потёр запястья. Глянул искоса и вдруг ударил Некрасова в лицо. Тот упал на диванчик, опрокинулся и замер ногами в потолок. Катя вскрикнула и бросилась к нему. Обрадоваться победе Алёша уже не мог. Сознание его оставило.

– Вон! Убирайтесь! Вон! Оба! – кричала Катя сквозь совсем настоящие слёзы.

– В расчёте, – сказал Генрих и пошёл к дверям.

Мне лучше, я тут живу. Повернулся и побрёл наверх. Траурное лицо было непросто сохранять, вечер мне страшно понравился. Конечно, триумфатором оказался Алёша. Схлопотав по морде, он взял приз «самый несчастный ухажёр». Теперь ему достанутся примочки, компрессы из таких лёгких пальцев, что любой замурлычет. Я старался не думать о неизбежном теперь событии. Совсем скоро в соседней спальне раздастся ненавистный его фальцет. А потом и ритмичные глухие шорохи. Надо было помочь его задушить.

* * *

Генрих пропал. Но Катя не уехала. Теперь она не то чтобы с Алексеем и не то чтобы одна. Беда в том, что я отчетливо боюсь её отъезда. Ходил советоваться с Кешей.

По какой-то сложной формуле доктор психологии высчитал два противоположных фактора. С одной стороны, всё прекрасно. До развязки три недели. Не больше. С другой стороны – моё присутствие грозит предприятию. И лучше бы меня удалить на время.

Мне льстили его научные данные. Приятно считать себя помехой чужой любви. Но уезжать я отказался. В конце концов, это мой дом. Именно меня нужно оставить, а уедут пусть все другие. Если Кешины стратегии вступили в борьбу со здравым смыслом, то я с радостью покажу на примере Раппопорта, как именно Генрих душил соперника. Пять минут физических упражнений улучшат кровоснабжение психологического мозга.

– Вот видишь, ты агрессивен. Поэтому лучше уехать. Пойми, остолоп, влюбить Катю в тебя невозможно. Как ни крутись, выйдет по-моему. Она втрескается в Некрасова, потом разочаруется – и всё. Ты останешься в своём дворце с умеренно разбитым сердцем. Это лучший выход. Аллилуйя.

– И куда мне ехать? В хрущёвку?

– В путешествие.

– Не поеду.

– В Прагу.

– Не поеду.

– Семён Борисович даст «лексус».

– А ему это зачем?

– Мы договорились написать диссертацию по результатам нашего перфоманса. Он станет доктором психологии.

– Передай, пусть засунет свой «лексус» себе куда-нибудь поглубже. В диссертацию. Метафорически, конечно. Только вежливо передай. Пусть распилит на удобные части – и аккуратно так засунет.

Кеша покачал головой. Его расстроило моё упрямство. Я же скрестил руки и ноги в знак твёрдости. Кеша теребил свой выразительный нос. Он всегда так делает, собираясь кого-то надуть. Натеребившись всласть, заговорил лицемерным тоном:

– Я понимаю, ты надеешься на её взаимность. Но давай честно, последним чудом было воскресение Лазаря. С тех пор – ни поклёвки. Что ты ей предложишь? Стать героиней твоих литературных потуг? Смешно! Её интерес к тебе объясним. Ты месяц ходил по пятам, сопел плотоядно и вдруг всё бросил, заперся в кабинете. Конечно, девушке стало любопытно. Но стоит тебе вернуться в гостиную – всё пустится на круги своя. Она тут же остынет. Мгновенно. Если на то пошло, ради микроскопической надежды на её интерес тебе стоило бы уехать. Хочешь, я сам отправлюсь с тобой? Обещаю всю дорогу разговаривать только о ней. Рассчитаем в процентах вероятность твоего с Катей счастья. Она всю неделю будет о тебе скучать. А ты, наоборот, развеешься, заграницу посмотришь… Поехали, ну?