Поиск по «упадку и падению», естественно, выдает «Римскую империю» Гиббона, а также «Византию», «Империю Габсбургов», «Оттоманскую империю», «Британскую империю», «Британскую аристократию», «Японскую империю», «Советскую империю», «Римско-католическую церковь», «Радикальный католицизм», «Американскую республику», «Демократию в Америке XXI века», «Американский рост», «Америку, верившую в Буша» и «Запад» — и это лишь несколько примеров с первых десяти из 100 страниц подобного мрачняка. «Расцвет и закат» — 11 857 книг, начиная с классического «Третьего рейха» Уильяма Л. Шира и далее: расцвет и закат «Древнего Египта», «Классической Греции», «Александрии», «Карфагена», «Римской империи», «Дома Цезаря», «Дома Медичи», «Британской империи», «Коммунизма», «Народа чероки», «Американского роста», «Американского бизнеса», «Конституции», «Общества», «Наций» и «Великих держав». Единственные два найденных мной позитивных примера — книги о расцвете и закате «Насильственных преступлений» и «Рабства».

В конце 1980-х гг. я залпом прочел «Взлеты и падения великих держав» Пола Кеннеди и впоследствии включил эту книгу в курс по истории войн, который читал. Я глубоко проникся его тезисом, что Америка достигла «имперского перерастяжения» и скоро повторит судьбу Британской империи и Pax Britannica. «Задачей, с которой столкнутся американские государственные деятели в следующие десятилетия, — предупреждал Кеннеди, — будет так „разрулить“ ситуацию, чтобы относительная эрозия положения Соединенных Штатов происходила медленно и плавно»[379]. Это было всего за три года до краха Советского Союза, приближения которого Кеннеди даже не заметил, как и практически все на Западе, включая экспертов по СССР. Демократия также не была обойдена вниманием горе-предсказателей. «Сумерки демократии», «Ловушка демократии», «Демократия: проверка на прочность», «Сдача демократии», «Замороженная республика», «Продажа Америки», «Банкротство Америки», «Американская мечта под ударом» и «Кто скажет людям» (даже без вопросительного знака) — вот лишь несколько книг, вышедших с 1990-х гг., то есть в период небывалого процветания США при президентстве демократического центриста Билла Клинтона.

В первом десятилетии XXI в. тенденция продолжилась, о чем свидетельствуют два фрагмента популярных работ ведущих публичных интеллектуалов[380]. Первый фрагмент — это абзац, с которого начинается книга трижды кандидата на пост президента США, политического аналитика Патрика Бьюкенена «Черчилль, Гитлер и ненужная война» (Churchill, Hitler and Unnecessary War, 2008), история и анализ общества, возглавившая список бестселлеров The New York Times и ставшая темой номера Newsweek от 23 июня:

Второй текст — фрагмент эпилога эпохального исторического труда гарвардского историка Ниалла Фергюсона 2006 г. «Война мира» (The War of the World), представленного также в документальном сериале канала PBS, собравшем массовую аудиторию телезрителей:

Исторический ревизионизм призван объяснить упадок Запада путем переосмысления Второй мировой войны как «ненужной войны», а не «доброй брани» (Бьюкенен), путем объединения двух мировых войн в один длинный этнический и экономический конфликт, которого можно было избежать, если бы Англия оставила Германию в покое (Фергюсон). Другая его задача — продемонстрировать моральное равноправие оси Берлин — Рим и антифашистской коалиции в развязывании и ведении войны, которая, похоже, не помогла тем, кто больше всего в этом нуждался (Фергюсон). Хотя Соединенные Штаты вышли из конфликта главной военной, экономической и финансовой силой в мире, эти авторы считают войну долгосрочной помехой на пути развития европейской культуры и западной цивилизации.

Упаднический взгляд имеет давнюю историю, описанную Артуром Германом в авторитетной работе «Идея упадка в западной истории» (The Idea of Decline in Western History)[381]. В значительной части она была переплетена с тем, что свидетели регресса считают главной причиной взлета Запада, — с семьей, расой, национальной принадлежностью и страной[382]. Назовите это союзом крови и земли (от немецкого лозунга Blut ung Boden), Антипросвещением, романтической пасторальной фантазией о расовой, национальной и культурной чистоте, опирающейся на национальную принадлежность и географию, мечтой о возвращении к расовой чистоте людей, возможно откатом к конституционной монархии или власти милостивого диктатора, когда национальный флаг, вера и семья играли главную роль, где каждый знал свое место в жесткой классовой системе, верхушка которой всем заправляла.

Фундамент идеи союза крови и земли был заложен столетием раньше. Все началось с расового пессимизма графа Жозефа Артюра де Гобино, французского аристократа XIX в., заявлявшего, что он прослеживает свою родословную до времени норманнского вторжения и принадлежит к роду, давшему миру Вильгельма Завоевателя. Его мать утверждала, что происходит от незаконнорожденного сына короля Людовика XV, а отец участвовал во Французской революции на стороне роялистов. В 1835 г. молодой Гобино приехал из Нормандии в Париж, где стал свидетелем презрительного отношения интеллектуалов к филистерам — буржуа, промышленникам и торговцам, считавшим науку, технологию и промышленность будущими двигателями прогресса, не говоря уже о стремлении использовать их как инструмент социальной мобильности. Если ученые эпохи Просвещения считали Средние века временем суеверий, от которых следовало избавиться, интеллектуальные круги, в которых вращался Гобино, взирали на них с романтической ностальгией, как на эпоху, когда кровь и земля еще не были осквернены современностью. Политические революции 1848 г. отделили обеспокоенных жестокостью интеллектуалов, таких как Алексис де Торквиль, от тех, кто считал, что жестокостей маловато, например Карла Маркса и Фридриха Энгельса с их знаменитым заявлением в конце «Манифеста Коммунистической партии»: «Коммунисты… открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты только лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»[383].