«Море умеренное, волнение с юга.

Синее небо с пролетающими облаками.

Хорошо. Ясная погода.

Смогли спасти некоторые вещи от постоянного промокания.

До Лит-Харбор триста сорок семь м [миль]».

К вечеру благодаря солнцу вещи заметно подсохли, и ночью, забираясь в спальные мешки, люди испытывали особенно приятные ощущения. По крайней мере было с чем сравнивать.

Хорошая погода держалась всю ночь и весь следующий день 4 мая, поэтому вещи снова развесили для просушки. Ветер дул с юго-востока со скоростью не более пятнадцати узлов. Волны лишь изредка окатывали шлюпку, поэтому откачивать воду пришлось только дважды за день.

В полдень Уорсли выяснил, что они находились на 55°31′ южной широты и 44°43′ западной долготы, а это значило, что за двадцать четыре часа они проплыли пятьдесят две мили.

Два дня хорошей погоды сотворили настоящее чудо: почти у всей команды появилось чувство уверенности, совсем легкое, но его нельзя было спутать ни с чем. Поначалу Южная Георгия оставалась для них далеким эхом, названием, в котором не было ни отзвука реальности.

Теперь все изменилось. В данный момент они находились в двухстах пятидесяти милях от ближайшей точки Южной Георгии. Они проплыли уже четыреста пятьдесят миль, и преодолеть оставшееся расстояние теперь казалось реальным. Еще каких-нибудь три или, может быть, четыре дня — и они окажутся у долгожданного берега. Все будет позади. Их охватило необычайное волнение от того, что недосягаемая цель становилась достижимой. Но ощущения, что все осталось позади, не было. Наоборот, нынешнее состояние только добавляло озабоченности благополучным исходом дела.

Всю ночь ветер стабильно дул с юго-востока, но затем усилился так, что временами его порывы достигали сорока узлов. Утром 5 мая погода вернулась в привычное русло — облачное небо и неспокойное море. Ветер дул по правому борту, шлюпку постоянно заливало водой. К девяти часам все снова промокло, как и раньше.

Больше в этот день почти ничего не происходило. Лишь вечером подул ветер с севера, а затем с северо-запада, и с наступлением темноты снова разыгралась буря.

Ночью было очень тяжело управлять шлюпкой. Пасмурное небо; вымпел на грот-мачте, по которому они когда-то определяли курс, сорвало во время одной из многочисленных бурь. Они шли скорее интуитивно, повинуясь движениям шлюпки и пристально наблюдая за призрачной линией белой морской пены.

В полночь, выпив горячего молока, Шеклтон отправился со своей командой на дежурство. Он занял место у румпеля, а Крин и Макниш стали откачивать воду. Как только глаза Шеклтона привыкли к темноте, он увидел вдалеке за кормой светлую полоску в небе и пояснил остальным, что погода на юго-западе начинает проясняться. Спустя мгновение раздалось страшное шипение, сопровождавшееся низким ревом. На самом деле полоса в небе оказалась гребнем огромной волны, с чудовищной скоростью летящей на них. Он развернулся и, инстинктивно вжав голову в плечи, закричал: «Ради Бога, держитесь! Она нагнала нас!» Долгое время ничего не происходило. «Кэйрд» просто поднимался все выше и выше, глухой шум гигантской волны заполнял воздух.

Затем внезапно ударила волна, шлюпку бросило в водоворот бурлящей воды и резко дернуло одновременно вперед и в сторону. Казалось, она взлетела в воздух; Шеклтона едва не смыло потоком воды, захлестнувшим палубу сверху. Румпель слегка пошатнулся, но затем встал на место, когда шлюпку развернуло, словно какую-то невесомую игрушку.

Теперь казалось, что в мире ничего, кроме воды, не существует. Нельзя было даже определить, находятся ли они на плаву или уже перевернулись. Но спустя мгновение волна двинулась дальше, а «Кэйрд», почти затопленный до поверхности скамеек, чудесным образом все еще оставался на плаву. Крин и Макниш схватили первое, что попалось под руку, и начали бешено вычерпывать воду. Спустя мгновение команда Уорсли, успевшая выбраться из спальных мешков, присоединилась к ним, с огромной скоростью помогая вычерпывать воду. Все понимали, что со следующей волной им придет конец, нужно было срочно вычерпать воду до появления второй волны.

Шеклтон, сидевший у румпеля, высматривал за кормой еще одну такую же светлую полосу. Но она не появлялась. Вся команда продолжала вычерпывать воду. «Кэйрд» начал постепенно подниматься.

Балласт на дне шлюпки сдвинулся, компас разбился, но, похоже, они в очередной раз победили. На то, чтобы разгрузить шлюпку, ушло больше двух часов, и основную часть этого времени они работали, стоя по колено в ледяной воде.

Крин начал искать примус. И наконец нашел. Примус застрял между ребрами шлюпки и был полностью забит мусором. Не менее получаса Крин колдовал над ним в полной темноте, но его терпение постепенно стало иссякать. Сквозь зубы он начал ругать злосчастный примус — и случилось чудо: устройство тут же заработало. Теперь чудовищно уставшие люди смогли выпить немного горячего молока.

Утро 6 мая началось ужасно. С северо-запада дул ветер со скоростью примерно пятьдесят узлов, а «Кэйрд» шел наперекор ему, пытаясь удержать северо-восточный курс. Волны по-прежнему захлестывали истерзанную шлюпку.

Но это не имело особого значения. Измученные почти до потери сознания, насквозь промокшие люди продолжали бороться. За ночь поведение волн существенно изменилось. Тринадцать дней люди страдали от почти непрекращающихся бурь, а теперь снова попали в эпицентр неконтролируемой морской стихии. Они ужасно ослабели, сил хватало лишь на то, чтобы терпеть сваливавшиеся на них несчастья.

Вряд ли на Божьей земле есть существа, которые не пытаются бороться за свою жизнь, каковы бы ни были их шансы. Все члены команды чувствовали себя примерно так же. Они были охвачены злостью и решимостью довести экспедицию до конца любой ценой. Они чувствовали, что заслужили это. Тринадцать дней они боролись со страшными несчастьями, которые посылал им пролив Дрейка, и сейчас, видит Бог, они заслуживали шанса справиться со всем остальным.

Решимость усилилась, когда Уорсли удалось уточнить их местоположение. Они находились на 54°26′ южной широты и 40°44′ западной долготы. Если расчеты были верны, то это всего в девяносто одной миле от западной оконечности Южной Георгии, и уже совсем скоро должны были показаться первые признаки земли — водоросли или плавающие коряги.

Но будто в насмешку над их решимостью все утро буря грозно набирала силу. К полудню она стала настолько мощной, что Шеклтон посчитал безрассудством продолжать борьбу, несмотря на уговоры Уорсли. В час дня он отдал приказ лечь в дрейф. Спустили паруса. Снова подняли кливер на грот-мачте и отдались на волю волн.

Все опять стали угрюмыми, даже Шеклтон, который с самого начала делал все возможное, чтобы поддержать в людях боевой дух, дабы избежать конфликтов. Всем казалось, что это уж слишком — находиться настолько близко, может, всего в одном дне от цели, и вдруг остановиться.

Напряжение Шеклтона было столь велико, что он взорвался из-за пустяка. Небольшая птичка с коротким хвостом внезапно появилась над шлюпкой и начала раздражать всех, летая вокруг, словно комар. Несколько минут Шеклтон терпел, а затем вскочил на ноги, крича на птицу и яростно размахивая руками. Внезапно он понял, какой ужасный пример подает остальным, и вернулся на место с удрученным видом.