Она на мгновение прикрыла глаза, потом вскинула голову и попыталась улыбнуться:

— Ты хочешь сказать, что живые чувства отменены?

— Анна, — сказал Мехмет умоляющим тоном, от которого улыбка Анны сразу погасла. — Если мы не сможем нормально общаться, то погрязнем во взаимных счётах, которые не приведут нас никуда. В конечном итоге расплачиваться за все придется Миранде. Мы не можем этого допустить.

Анна вцепилась пальцами в край стола и уставилась на мыски своих туфель.

Понимание зародилось где-то в ногах, поднялось к груди, и еще до того, как оно вошло в голову, она осознала, рассмотрела его мир, ей стало ясно, что было для него самым важным.

Миранда, его дочь. Его новая женщина и его будущий ребенок. Она, Анна Снапхане, больше не существует для него. Страдания и сомнения были отброшены. Теперь она для него всего лишь неизбежное зло, чужая женщина, с которой он делил постель и ребенка, побочный продукт прошлой жизни, с которым ему придется иметь дело до конца жизни.

Она едва не задохнулась от сочувствия к себе, жалкий звук вырвался из ее горла. Она несколько раз вздохнула, стараясь сдержать рыдания.

— Я все еще люблю тебя, — сказала она, глядя в сторону.

Он шагнул к ней и заключил в объятия, она же обвила руками его мощный торс, уткнулась лицом в его плечо и расплакалась.

— Я ужасно тебя люблю, — прошептала она.

Он медленно качал ее в руках, гладил по волосам и целовал в лоб.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Я понимаю, что все плохо, и мне очень грустно от этого. Прости меня.

Анна Снапхане открыла глаза и увидела белый воротник его рубашки, почувствовала, как слезы стекают по носу и повисают на его кончике.

— Нет никаких причин держаться за свою дьявольскую гордыню, — тихо сказал он. — Ты справишься?

Она вытерла слезы под носом тыльной стороной ладони.

— Не знаю, — прошептала она.

На факсе лежало пять листков, когда Анника вернулась домой. Она оставила на полу в прихожей груду верхней одежды и побежала к телефону. Скоро надо было уже идти за детьми.

Она опустилась на стул из тонких реек, приставленный к столу, заваленному счетами, быстро просмотрела полученные факсы и поняла, что женщина из архива «Норландстиднинген» прислала ей материалы, отсортированные в порядке их публикации.

На первой фотографии была запечатлена юная Карина Бьёрнлунд, начинающая и многообещающая легкоатлетка. Статья была посвящена ЧН, каковую аббревиатуру Анника расшифровала как чемпионат Норланда или чемпионат Норботтена. Фотография была зернистая, но четкая и контрастная. Прищурившись, Анника внимательно рассмотрела худенькую девочку с хвостиком и маленькой грудью, упоенно размахивающую букетиком перед объективом. Фотография дышала радостью, заметной даже теперь, спустя тридцать пять лет после того, как был отпечатан снимок. Карина выиграла забеги на все дистанции чемпионата, и ей прочили блестящую спортивную карьеру.

Почему-то после этой фотографии копание в дневниках министра культуры показалось Аннике еще более постыдным.

Она положила фотографию чемпионки в самый низ стопки и взяла следующую страницу.

Вторая статья рассказывала о Карлсвикском клубе любителей собак и о выставке, на которой золото получил Бамсе и его хозяйка Карина Бьёрнлунд. Карина была сфотографирована вместе с пятью другими собаками и их хозяевами на подготовке к праздничной выставке в спортивном комплексе. Снимок был меньше предыдущего и очень темным. Единственное, что удалось разглядеть Аннике, — это белые зубы будущего министра и черный язык ее собаки.

Третья вырезка была датирована 6 июня 1974 года. В ней красовалась цветная групповая фотография выпускной группы факультета медицинских секретарей Университета Умео. Карина стояла третьей слева в самом заднем ряду. Анника пробежала глазами по группе. Одни девушки, очень похожие друг на друга. Только шведки, ни одной иммигрантки. Прически «паж» с зачесанными набок и уложенными под феном челками, развевавшимися над левой бровью.

Четвертая вырезка была меньше всех других. Это была короткая заметка от 1978 года из рубрики «Имена и новости», в которой было сказано, что областной совет Норботтена извещает о том, что Карина Бьёрнлунд стала секретарем совета.

В пятой вырезке сообщалось об, очевидно, очень бурной встрече в ратуше. Встреча состоялась осенью 1980 года. На снимке четверо мужчин очень оживленно и, по-видимому, в повышенных тонах обсуждали вопросы организации здравоохранения в лене. На заднем плане была видна женщина в цветастом платье с бесстрастно сложенными на груди руками.

Анника поднесла лист к глазам и прочитала мелкий текст.

Председатель областного совета Кристер Лундгрен отстаивает позицию политиков в вопросе о центральной больнице Норботтена в дискуссии с врачами и активистами группы «Спасение». Секретарь Лундгрена Карина Бьёрнлунд внимательно слушает своего шефа.

Отлично, подумала Анника и опустила лист. Вот как она начинала. Служила у Кристера Лундгрена, который как-то незаметно стал министром внешней торговли, и, прицепившись за его фалды, вместе с ним проникла в правительство.

Она снова поднесла лист к глазам, увидела, что текст был опубликован на двадцать второй странице, то есть в самом конце провинциальной газеты, прочла преамбулу, в которой описывался процесс принятия политических решений, скользнула глазами по тексту и прочла фамилию автора в правом нижнем углу.

Ханс Блумберг, репортер областного совета.

Она моргнула и прочла еще раз.

Ба, да вот и он сам — более молодая и изящная копия архивариуса «Норландстиднингена». Она насмешливо фыркнула, представив себе карьеру архивариуса также отчетливо, как и его заваленный всяким хламом стол. Такие, как Ханс, есть в любой газете, добросовестные, но совершенно лишенные фантазии репортеры, занимающиеся «чрезвычайно важными делами», политическими решениями и общественным развитием. Такие репортеры пишут скучные тексты, очень добросовестны, презирают ангажированных газетчиков и тех, кто пишет статьи с эмоциональным накалом. Вероятно, какое-то время он был председателем журналистского клуба, боролся за безнадежные дела, но никогда за такие, как она, но с прочими он справлялся.

И вот теперь он сидит в архиве и считает дни, дожидаясь, когда же закончится это унижение.

Бедный маленький Ханс, подумала она и взглянула на часы.

Пора забирать крошек.

* * *

Эллен бросилась к ней, раскрыв объятия. В левом кулачке болтался тигр. Радость ребенка была так неподдельна, так трогательна, что теплая волна захлестнула Аннику. От вида вязаных штанишек, прыгающих хвостиков, красного платьица с клетчатым сердечком у нее в горле встал твердый угловатый ком, который и не думал исчезать.

Она поймала прыгнувшую к ней на руки дочку, подивившись ее доверию, и погладила ее по ручкам, ножкам, мягким плечикам и напряженной упрямой спинке. Анника уткнулась лицом в макушку Эллен, вдыхая божественную нежность детских волос.