Черное искусство, часто говорила она, может иметь политический посыл, даже не будучи предметным или реалистичным. Иногда произведение цепляет как раз потому, что сопротивляется однозначному прочтению. Эти доводы мне всегда хотелось применить и к маме – в ней самой тоже не было ничего однозначного. Я, напротив, жаждала порядка и рациональности. Мне нужно было понимать логику. Иначе я будто теряла почву под ногами.

Я глубоко вдохнула, выдохнула. Какая логика тут может быть, если вердикт окажется против девочек, если судья не сделает ничего для изменения ситуации?

За забором снова завопил петух – крик совершенно не походил на птичий.

43

Третьего ноября судья объявил, что готов вынести вердикт. По дороге в суд я объяснила Мэйсу и миссис Уильямс, как могут развиваться события.

– Сегодня судья примет решение, которое может положить конец стерилизациям в федеральных клиниках. Возможно, он запретит их на время, пока клиники не докажут, что ввели процедуру информированного согласия. Но есть вероятность и того, что судья просто закроет дело. Пока мы не знаем, как все будет.

– Закроет дело? – переспросила с заднего сиденья миссис Уильямс.

– Ну вы же знаете, чего мы добиваемся, миссис Уильямс. Мы говорили об этом. Важно, чтобы больше никто не пострадал так, как Индия с Эрикой. Нельзя без согласия стерилизовать пациенток. Просто нельзя.

– Видит Бог, так и есть.

– Надеюсь, судья скажет, что действия правительства были незаконными и проблему нужно решить.

Мэйс почти всю дорогу молчал. Пугающее безмолвие.

– Сколько всего жертв? – наконец спросил он.

– За последние пару лет – тысячи малоимущих по всей стране.

– Дьявол не дремлет, – пробормотала миссис Уильямс.

– Никакой суд не отменит того, что уже случилось, – сказал Мэйс.

– Да, – осторожно согласилась я. – Но, может, так пережитое вами хотя бы обретет смысл. Если судья займет нашу сторону, это произойдет только благодаря вашей храбрости, вашему выступлению перед конгрессом и вашей готовности дать девочкам возможность побороться за справедливость.

– Да, сынок, вот ради чего мы ездили в Вашингтон. Помнишь, мы про это с тобой говорили? А сенатор Кеннеди, добрый человек, согласился нас выслушать. Все записал. И белым чиновникам объяснил.

Мэйс не ответил. Мы решили не брать с собой девочек. Они были в школе, и мы, трое взрослых, сошлись во мнении, что так будет лучше. Я чувствовала облегчение: если судья вынесет вердикт не в нашу пользу, не нужно им это слышать.

У здания суда было целое море телекамер. Зону вокруг суда оцепили полицейские. Лу отправил встречать нас охранников, но пока мы пробирались сквозь толпу, один из журналистов все же продрался к Уильямсам.

– Миссис Уильямс, какого исхода вы ждете?

– Какого – чего?

– Что вы хотите услышать от судьи?

– Ясное дело, хотим, чтобы судья все сделал по справедливости. То, что случилось с моими внучками, – грех перед Господом нашим, и весь мир это знает.

– Пойдемте! – Я завела их внутрь.

Миссис Уильямс заторопилась за охранниками по лестнице, обогнав нас с Мэйсом.

– Давайте быстрее! – крикнула она.

Мэйс взял меня под руку. Я до смерти боялась заходить в зал суда, не знала, как посмотрю в глаза девочкам, если все разрешится плохо. Когда мы рассказали им, что едем на оглашение вердикта, Индия только пристально на нас посмотрела, а Эрика спросила: «Все знают, что это сегодня?»

Под защитой охранников мы подошли к двери в зал, где нас поджидала женщина в бело-коричневом костюме.

– Сивил Таунсенд? Мистер и миссис Уильямс?

– Да, мэм.

– Я отнесу вашу верхнюю одежду и провожу на места.

Суд должен был начаться в девять тридцать, но уже набился полный зал. Я с порога увидела медсестер. Все пришли в форме. В конце ряда, в таком же чепце, но в платье другого, нежно-голубого оттенка сидела высокая чернокожая женщина – миссис Парр, новая начальница. Она узнала меня и помахала. Глядя на ее открытое, доброе лицо, я пожалела, что избегала знакомства с ней. Алиша тоже мне помахала, а кто-то из медсестер приветственно кивнул. Я не ожидала всех их здесь увидеть и чувствовала себя странно из-за того, что не сижу рядом. Мы начинали этот путь вместе, и я по-прежнему была одной из них, пусть и проработала в клинике всего пару месяцев.

Мы с Уильямсами сели в выделенном ряду позади стола Лу. Мэйс взял меня за руку, и миссис Уильямс покосилась на нас.

– Эй, – прошептал он, – чем бы все ни закончилось, помни, что ты молодец.

На его лице мелькнула та же кривая ухмылка, что и в день, когда мы познакомились. Ухмылка, из-за которой могло показаться, будто он над тобой насмехается. Папа был прав. Мэйс – взрослый мужчина, отец, сын. Все это по-настоящему, и я не имела права играть с его жизнью. Я осторожно, будто невзначай, убрала руку.

Открылась задняя дверь, и мы обернулись посмотреть, как входят адвокаты. Появился Лу – в новеньком костюме в тонкую полоску, свежевыбритый, с коротко подстриженными волосами он выглядел как дьякон в церкви. Он подошел к столу и опустил на него дипломат. Накануне я слушала его заключительное слово. Он выступил хорошо. Но достаточно ли этого для нужного нам вердикта, никто не знал.

Судебный пристав затворил двери. Я окинула взглядом собравшихся. Мистер и миссис Ралси пришли, но Тая не было видно.

– Прошу всех встать. Его честь судья Эрик Блаунт, – объявил пристав.

Судья быстрым шагом вошел в зал.

– Можете сесть.

– Мы находимся в суде Среднего округа штата Алабама. Это заседание по гражданскому иску номер двадцать три дефис две тысячи пятьсот шестьдесят один. Истцы Эрика и Индия Уильямс и другие против Каспара Уайнбергера и других.

У меня тут же вспотел затылок, и я быстро провела по нему ладонью.

Мистер Уайнбергер сел рядом с адвокатами защиты. Следом вошел мистер Арнетт, а за ним группа незнакомых мне людей, явно чиновников из Вашингтона. Местные, монтгомерские шишки тоже пришли послушать вердикт. В дальнем конце зала, подавшись вперед в инвалидном кресле, сидел губернатор Джордж Уоллес, а возле него – мэр города Джим Робинсон. Я узнала членов нашей общины – Джонни Карра, Руфуса Льюиса и Фреда Грея[46]. Я увидела даже сестру Латаршу, сидевшую с двумя другими сестрами из церкви.

Судья без пышных и многословных вступлений начал зачитывать вердикт.

– Я постановляю, что истцы Индия и Эрика Уильямс, в соответствии с пунктом двадцать три-«б» – два Федерального гражданского процессуального кодекса, имеют право предъявить групповой иск от лица всех малоимущих граждан, которые подверглись принудительной стерилизации в рамках программ, осуществляемых Службой здравоохранения или Службами социальной поддержки и реабилитации Министерства здравоохранения, образования и благосостояния США.

Миссис Уильямс