Мы медленно умираем.

Вместе.

Ненадолго смолкла музыка.

– Спасибо за танец, Грегори, – поблагодарила я мужчину, когда мы остановились, – ты великолепный партнер. – Он попытался удержать меня.

– Иди к жене, так будет правильно, – сказала я.

Осмотрела зал – Премьера и мамы по-прежнему не было.

О чем он думает? Как будет объяснять столь долгое отсутствие?

Глупый вопрос, он сейчас вообще не думает…

Отошла к длинному узкому столу и взяла бокал красного вина. Пирожные, канапе и другие многочисленные закуски совсем не привлекали. Думаю, если бы я съела хоть одну, меня бы тотчас вытошнило.

– Добрый вечер, мадмуазель, – подошел ко мне министр Франс, он почти не изменился, только в волосах добавилось седины да взгляд стал еще более жестким.

– Добрый, – кивнула я мужчине, – как поживает ваша жена? – задала я вежливый вопрос.

– Прекрасно, – Анатоль, не скрываясь, рассматривал меня, – и все же вы – Нордин, – высказал он вердикт.

– Нордин, – подтвердила я.

– Анатоль, – подошел к нам Лерой, – рад встрече.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Вы, как я понимаю, давно знакомы? – издевательски протянул министр правопорядка.

– Не понимаю, о чем вы, – и снова сладкая улыбка.

– Если бы мы были знакомы давно, – вставил слово Давид, – мадмуазель вон Редлих уже воспитывала бы нескольких наследников Южного герцогства. – Сдержалась, только глотнула вина.

– Думаю, вы просто забыли об этом небольшом эпизоде, – мсье Франс внимательно посмотрел на меня, – но я не буду вам об этом напоминать. Всего хорошего, мсье Лерой, – он кивнул Давиду, – мадмуазель Нюгрен, – улыбнулся министр мне и ушел к жене.

– Нюгрен? – Лерой вопросительно смотрел на меня.

Отвернулась и залпом осушила бокал.

В зале показался Премьер. Мамы с ним не было.

Элиас скривился при виде отца и отошел от Агаты.

Аннель, Грегори, Лерой, Вероник, Агата, Премьер и Элиас, все они смотрели на меня.

Звуки, запахи, эмоции, все навалилось сразу и одновременно. Я стала задыхаться, опустила глаза и пошла к выходу.

Мне нужен был глоток свежего воздуха.

Длинные коридоры мелькали перед глазами, к счастью, никто из гостей мне не встретился, лишь несколько лакеев вежливо кланялись, когда я проходила мимо.

Вышла на крыльцо и прижалась к широкой мраморной колонне. Дождь хлестал по гладким ступеням, холодные капли отскакивали к моим ногам.

– Вы оставили меня одного, – теплые губы коснулись уха, – непростительный поступок.

– Мсье, вам стоит вернуться в зал, – повернулась к Давиду, – вас ожидает невеста.

– Утром я расторгнул помолвку. – Он двумя руками оперся о колонну так, что я оказалась в ловушке. – Вы не понимаете, мадмуазель, – наклонился он к моему лицу, – у вас нет выбора, как нет его и у меня.

Происходящее напоминало горячечный бред.

Будто я играю ведущую роль в одной из глупых и таких модных кинолент.

Экранная страдалица заламывает руки, камера охватывает нарочито темные круги под глазами, а потом картинку сменяет еще более нелепый текст.

– Мсье Лерой, дайте мне пройти, пожалуйста. – Я дернулась, но далеко не ушла, он всем телом навалился на меня, руки задирали платье, губы терзали шею.

Отвратительно, мерзко, грязно, я попыталась оттолкнуть его, что-то кричала, даже царапалась.

Но никто нас не слышал.

Лакеи прятались от урагана внутри, Тео был с мамой, прохожих не было, а если бы и были, сквозь плотную стену дождя вряд ли можно было что-то увидеть.

Кто-то оторвал от меня Давида.

Элиас.

Он лбом ударил Лероя в нос, кровь упала на белый мрамор. Будущий Сид-Адер зарычал, тяжелый кулак согнул Элиаса пополам, завязалась драка.

Дождь хлестал по сцепившимся мужчинам, я держала рукой порванное платье и смотрела, как Элиас бьет Давида по голове, как Лерой падает на мокрые ступени, как мой спаситель поворачивается ко мне.

Резко открылась дверь, на пороге стояла мама. Она, казалось, ничего не видит, такие безумные были у нее глаза. Она все-таки заметила меня и сказала:

– Родная, мне нужно в отель. – Не дожидаясь ответа, она побежала к машине, прямо под проливной дождь. Следом вышел невозмутимый Тео, окинул взглядом представшую картину, поклонился Элиасу и подал мне руку.

Мы вышли из-под навеса.

В несколько секунд я стала мокрой насквозь. Перед тем как сесть в автомобиль, обернулась. Такой же мокрый, как и все мы, Элиас стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Улыбка тронула мои губы, и он улыбнулся в ответ.

Мы смеялись и не могли оторвать друг от друга глаз.

Вокруг бушевала стихия, сильный ветер гнул деревья, кроны почти касались земли.

Не чувствовали. Ни дождя, ни холода.

Рваное платье прилипло к телу, и мокрая, практически целая рубашка Элиаса также не оставляла пространства воображению.

Можно ли целовать глазами?

Теперь я знала ответ.

– Фрекен, вы остаетесь? – услышала я голос Тео и отрицательно помотала головой.

Снова сверкнула молния, вспышка осветила малый дворец. Я увидела, как Лерой поднялся и, держась одной рукой за голову, подошел к двери.

Еще раз посмотрела на Белами и села в машину, заливая водой светлый салон.

Мама сидела с абсолютно пустым взглядом и сжимала в кулачке какой-то кулон, я протянула руку и погладила ее по щеке, она дернулась, потом взяла мою ладонь и поцеловала.

Замечательно мы провели время.

Во всяком случае – незабываемо, это точно.

Мама раскрыла ладонь и протянула мне медальон.

– Открой, – попросила она.

Я послушалась. Внутри было два портрета. Мужчина и женщина, молодые и неуловимо похожие, счастливо улыбались с черно-белых снимков.

– Это твои бабушка и дедушка, – еле слышно сказала мама. – Я потеряла медальон в день, когда мы с Андре уезжали из столицы, – она прикрыла глаза и продолжила, – я никогда не снимала его, Мелисент. Никогда. – Слезы побежали по мокрым щекам. – Помню, как расстроилась, когда утром обнаружила пропажу, помню, как искала его по всему номеру Андре; ведь когда я пришла к нему, кулон был на мне. – Ей удалось взять себя в руки, и она пояснила: – Его нашли на одной из жертв Бабочки. Идеальная комбинация, – злая улыбка кривила губы, – мой муж не зря занимал свой пост.

– Письма?

– Ни одного, – она покачала головой, – ни одного демонова письма!