– Господа, в знак моего расположения к мадмуазель Дюран, предлагаю выпить на брудершафт. – От неожиданности Аннель дернулась, чуть не выронив свой бокал.

Она порывалась что-то сказать, но Давид уже уверенно брал мой бокал, вручая взамен свой. Пришлось пить. Не чувствуя вкуса знаменитого вина, я ждала, когда наследник допьет. Наконец, его фужер опустел, и красивые губы накрыли мой рот.

От этого мимолетного прикосновения меня замутило. Появилось нестерпимое желание вытереть рот.

«Ненормальная какая-то реакция на красивого мужчину», – подумала я.

Не так и не с тем я представляла тогда первый поцелуй.

– Благодарю вас, вы доставили мне ни с чем не сравнимое удовольствие, мадмуазель. – Он был издевательски серьезен.

– Господа, пора вернуться в зал. Начинается вальс. – Не давая мне ответить, Аннель взяла Лероя под руку.

Я не двигалась, и когда Давид отвернулся, провела тыльной стороной ладони по губам, стирая прикосновения.

Софи растерянно хлопала глазами.

– Мелисент, – встал рядом Грэг, – а ты еще меня сердцеедом обзывала. Не успел я с тобой потанцевать, как ты уже целуешься с наследником. – Он старался говорить спокойно, но то, как сжимались его кулаки, многое могло бы сказать.

Жаль, что только сейчас.

Тогда я этого не замечала…

– Вы ведь не о мсье Белами ударились? – спросил меня Лерой, и я снова оказалась в суровой действительности.

– Что вы, – напустила я меда в голос, – конечно нет. – Давид легонько провел пальцем по моей губе, я не успела уклониться.

– В ваших же интересах, чтобы это было правдой, – шепнул он мне на ушко.

Я недоумевала, что за странные заявления? Я помолвлена, как и Давид. Более того, насколько я поняла, он дружен с Оливье.

Думать об этом человеке и его поступках не было никакого желания. Кто сможет найти логику в действиях безумца?

Не хочу и пытаться.

– Прошу простить меня, – вальс закончился, и я постаралась как можно быстрее уйти от партнера.

Не дожидаясь его ответа, пошла на поиски мамы. Я все еще помнила, где кабинет Фредерика.

Тео стоял под дверью, никаких звуков того, что творится внутри, слышно не было.

– Что происходит? – спросила я у охранника.

– Гер Нордин приказал не входить, – отчитался мужчина.

– А если он сделает маме больно? – сдержала я крик.

– Своей паре? – поднял Тео бровь. – Это невозможно.

– Пусти меня, – оттолкнула я мужчину, открыла дверь – и так же резко закрыла.

– Никого не пускать, – сказала я Тео, – пусть сами разбираются.

То, что предстало моим глазам, не предназначено для чужих.

Святая Амелия, как же все запуталось…

Я сжала виски.

Белами снова разобьет ей сердце.

Сможет ли Юхан склеить осколки?

Холодная вода тонкой струйкой капала в раковину. Смотреть на этот ручеек было значительно приятнее, чем на собственное отражение, но я подняла глаза на зеркало. Смочила темный мужской платок, его дал мне Тео, и приложила к губе.

Лихорадочно блестящие глаза, алый рот и такое же алое платье. Все вместе складывалось в не слишком приличную картину.

Девица из борделя, вот на кого я была похожа сейчас.

Кто-то дернул дверную ручку и вошел. Рядом со мной встала Агата.

– Зачем ты вернулась, Ника? – тихо спросила она.

Я пожала плечами, не хотелось ни оправдываться, ни объяснять, ни что-то доказывать.

– Четыре года, Ника, – она посмотрела на свои руки, запястья скрывали широкие серебряные браслеты, – четыре года он ежедневно напивался, все шлюхи побывали в его постели, ни один скандал не обошелся без его участия, он ведь и в Адамаре не успокоился, – Агата пальцем обвела рисунок на одном из браслетов, – он смирился. Это был совсем не тот Элиас, которого я полюбила, но он хотя бы не прогонял меня больше.

– Чего ты хочешь, Агата? – Я повернулась к ней.

– Я хочу, чтобы ты навсегда исчезла из нашей жизни, – посмотрела она на меня, – ты убиваешь его, Ника. Прошу тебя, уезжай. Пока не поздно, уезжай, – руки ее затряслись, – уезжай, уезжай, уезжай, – горько заплакала она.

Я бросила еще один взгляд на зеркало, подошла к двери и ответила:

– Прости.

Закрывшаяся за мной дверь приглушила рыдания.

Вечер в честь такессийских гостей…

В зале нет ни герцогини, ни ее матери.

Замечательный повод для сплетен на несколько недель или даже месяцев.

Я расправила плечи, надела привычную маску доброжелательности и вошла в зал.

Играло что-то веселое, но большинство танцующих пар остановились, глядя на меня.

Спас ситуацию, как ни странно, Грегори. Он оставил Вероник с отцом и подал мне руку.

– Ваша Светлость, – ладонь его показалась мне обжигающе горячей, так холодны были мои пальцы.

– Мсье Ламбер, – улыбнулась ему я, он обнял меня и повел в танце.

Я смотрела в глаза бывшего друга и вспоминала, как он учил меня танцам. Сколько раз я наступала ему на ноги? Сколько раз мы сбивались с ритма, а сколько раз эти уроки заканчивались веселым смехом?

Он так замечательно шутил.

Грэг…

– Чему ты улыбаешься? – спросил меня Ист-Адер.

– Вспомнила, как ты учил меня вальсу, – взгляд выхватил Вероник. Она нервно теребила кружевной веер.

– Это были самые счастливые дни в моей жизни, – проникновенно ответил мужчина.

Промолчала, только считала такт, чтобы не думать.

Мне вдруг стало не по себе, я кожей чувствовала чей-то злой взгляд. Повертела головой.

Аннель. Сестра Грегори стояла в одиночестве и смотрела на меня.

Неприкрытая ненависть. Вот, что читалось в ее карих глазах.

Но почему?

Ревнует к брату или видела, как я танцевала с Давидом?

Эти мысли вылетели из головы так же быстро, как и пришли, потому, что в зале показался он.

Элиас шел под руку с Агатой, вскоре они присоединились к танцующим. Мы оказались совсем рядом, его руки придерживали идеально ровную спину Агаты. Он видел, куда направлен мой взгляд, нежно провел ладонью вдоль ее позвоночника, и я выгнулась, будто это меня, а не Агаты коснулись длинные пальцы.

Зеленые глаза победно вспыхнули, он прикрыл веки, пряча безумие, что рвалось изнутри.

Ты ошибаешься, Агата, это не я убиваю Элиаса.