Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната была очень чистой. Надо было подойти близко, чтобы обонять смерть: кондиционер все втягивал и уносил прочь.
Он проявил большую методичность. Кухня была выдвинута; к раковине от Оуэна шел шланг. Он снабдил себя водой, чтобы протянуть месяц; он внес квартплату за четыре недели вперед. Он сам обрезал шнур дроуда так коротко, чтобы привязать себя к розетке вне досягаемости кухни.
Сложный способ умереть. Но имеющий свою прелесть. Месяц экстаза, месяц высочайшего физического восторга, которого способен достигнуть человек. Я мог представить, как он хихикает каждый раз, вспоминая, что умирает от голода. Когда еда всего в нескольких шагах… но пришлось бы вытащить дроуд, чтобы дотянуться. Возможно, он откладывал решение… и снова откладывал…
Оуэн, я и Гомер Чандрасекхар прожили три года в тесной каморке, окруженной вакуумом. Что было такого в Оуэне Дженнисоне, чего я не знал? Какую его слабость мы не разделяли? Если Оуэн поступил таким образом, я тоже мог это сделать. И я испугался.
— Очень искусно, — прошептал я. — Изящество в стиле Пояса.
— Вы хотите сказать, типично для поясника?
— Вовсе нет. Поясники не кончают самоубийством. И уж точно не таким образом. Если поясник вынужден уйти из жизни, он взрывает двигатель своего корабля и погибает подобно звезде. Типична проявленная аккуратность, а не результат.
— Ну хорошо, — сказал Ордас. — Пусть так.
Он явно чувствовал неловкость. Факты говорили сами за себя, но ему не хотелось называть меня лжецом. Он вернулся к формальностям:
— Мистер Гамильтон, вы опознаете этого человека как Оуэна Дженнисона?
— Это он.
Дженнисон всегда был чуточку полноват, однако я узнал его, как только увидел.
— Но давайте удостоверимся. — Я стянул грязный халат с плеча Оуэна.
Левую сторону его груди занимал почти идеально круглый шрам восьми дюймов в поперечнике.
— Видите это?
— Да, мы его заметили. Старый ожог?
— Оуэн был единственным известным мне человеком, который мог продемонстрировать шрам от метеора. Он врезался ему в плечо как-то раз в открытом космосе и распылил по коже испарившуюся сталь скафандра. Потом врач извлек крошечную частицу железоникеля из центра шрама, как раз под кожей. Оуэн всегда носил при себе эту крупинку металла. Всегда, — повторил я, глядя на Ордаса.
— Мы ее не нашли.
— Ясно.
— Я сожалею, что заставил вас пройти через это, мистер Гамильтон. Вы сами потребовали, чтобы тело оставили на месте.
— Да. Благодарю вас.
Оуэн скалился на меня из кресла. Я чувствовал боль в горле и животе. Однажды я потерял правую руку. Потеря Оуэна была сходным ощущением.
— Я хотел бы узнать побольше об этом деле, — сказал я. — Не сообщите ли вы мне подробности, как только что-нибудь выясните?
— Разумеется. По каналам АРМ?
— Да. — Дело не касалось АРМ, хоть я и заявил Ордасу обратное; но престиж АРМ поможет. — Я хочу знать, почему умер Оуэн. Может, он просто сошел с катушек… Культурный шок или что-то еще. Но если кто-то вынудил его умереть, я доберусь до него.
— Не лучше ли предоставить отправление правосудия… — начал было Ордас и растерянно осекся.
Говорил ли я как простой гражданин — или как сотрудник АРМ?
Я оставил его в задумчивости.
В вестибюле оказалось людно: жильцы входили и выходили из лифтов, некоторые просто сидели в креслах. Какое-то время я постоял перед лифтом, вглядываясь в мелькающие лица. Мне казалось, на них обязательно должны отражаться следы размывания личности.
Комфорт массового производства. Помещение, чтобы спать, есть, смотреть 3D, но не для того, чтобы являться хоть кем-то. Живя здесь, не владеешь ничем. Какого рода люди будут так жить? Они все должны выглядеть одинаково, как отражения в зеркальном трельяже парикмахерской.
Тут я заметил волнистые каштановые волосы и темно-вишневый фланелевый костюм. Управляющий? Мне пришлось подойти ближе, чтобы удостовериться. Такого рода лица вечно остаются незнакомыми.
Заметив мое приближение, он улыбнулся без особого энтузиазма.
— О, здравствуйте, мистер… э… Вы нашли… — Он не мог подобрать правильного вопроса.
— Да, — ответил я на незаданный вопрос. — Но я хотел бы кое-что выяснить. Оуэн Дженнисон прожил здесь шесть недель, не так ли?
— Шесть недель и два дня — до того, как мы открыли его дверь.
— А у него бывали посетители?
Брови собеседника поползли вверх. Между делом мы подошли к его кабинету, и я разобрал надпись на двери: «ДЖАСПЕР МИЛЛЕР, управляющий».
— Разумеется, нет, — сказал он. — Любой бы заметил неладное.
— Вы хотите сказать, что он снял комнату исключительно с целью умереть? Вы его видели только раз?
— Думаю, что мог бы… Хотя нет, погодите… — Управляющий глубоко задумался. — Нет. Он зарегистрировался в четверг. Разумеется, я заметил его загар, типичный для поясника. Потом, в пятницу он выходил. Я случайно увидел, как он прошел мимо.
— В этот день он приобрел дроуд? Нет, оставим, вы этого знать не будете. И это был последний раз, когда вы видели его выходящим наружу?
— Да, именно.
— Значит, в четверг вечером или в пятницу утром у него могли быть посетители.
Управляющий отрицательно затряс головой.
— Почему не могли?
— Видите ли, мистер, э…
— Гамильтон.
— У нас на каждом этаже есть голокамера, мистер Гамильтон. С ее помощью делают снимок каждого постояльца в тот момент, когда он входит в свою комнату. Только один раз. Приватность — одна из услуг, которую постоялец приобретает вместе с квартирой. — На этих словах управляющий приосанился. — По той же причине голокамера снимает любого, кто не является постояльцем. Таким способом жильцов защищают от нежеланных вторжений.
— И никаких посетителей любой из квартир на этаже Оуэна не было?
— Нет, сэр, не было.
— Ваши жильцы любят одиночество.
— Возможно.
— Полагаю, что постояльцев от гостей отличает центральный компьютер на первом этаже.
— Именно.
— Значит, шесть недель Оуэн Дженнисон сидел в своей комнате в одиночестве. Все это время на него никто не обращал внимания.
Миллер пытался отвечать чопорно и официально, но он слишком нервничал.
— Мы стараемся обеспечить нашим гостям приватность. Если бы мистер Дженнисон пожелал получить помощь любого рода, ему достаточно было бы взять телефон. Он мог бы позвонить мне, или в аптеку, или в супермаркет.
— Хорошо, мистер Миллер, благодарю вас. Это все, что меня интересовало. Я хотел понять, каким образом Оуэн Дженнисон мог ожидать смерти шесть недель, так чтобы никто этого не заметил.