Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персефона закатила глаза и пробормотала что-то про озабоченных нимф, но Минта её не слушала, а деловито тащила в нужном направлении. Вокруг них нарезала круги Макария, полная гениальных идей относительно Минтиных нарядов, и нимфа невольно посочувствовала будущему мужу маленькой царевны.
***
Аид
Владыки, Небесный и Подземный, потратили полчаса на обсуждение тактики и стратегии в грядущем противостоянии с Афродитой и её сторонницами, ещё столько же ушло на рассказы Аида о мире смертных, после чего они с чистой совестью сменили тему и принялись обсуждать баб. А именно, Геру, Персефону и, мимолётно, Аидовы дурные предчувствия.
— Ну, ты в своем репертуаре, конечно…. — разглагольствовал Зевс, отчаянно не понимая, почему его старший брат ещё не решил проблему с девственностью Персефоны. — Где те времена, когда мы втроём, ты, я, Посейдон, всю ночь веселились и ходили по нимфам? А ведь наутро нам предстояло биться с отцовскими ратями! Хотя, конечно, ты всегда старался слинять… смотрит на нимфу, а в голове одно лавагетство… Да если б не мы с Посейдоном, ты до сих пор был бы девственником!
— Не перебарщивай, брат, — Аид с намеком материализовал двузубец. — А то я макну тебя в озеро Канаф, и ты сам станешь девственником. Рецепт давно известен.
Зевс отодвинул двузубец пальцем и громко расхохотался.
— Ненадолго, — заметил он, отсмеявшись. — Совсем ненадолго. Однако, ты знаешь, чем напугать…
— Ещё бы, — хищно усмехнулся Владыка Аид.
— Нет, а серьезно, в чем дело? Ты что, разочароваться боишься? Мне твоя Персефона, конечно, показалась немного холодноватой, но тебе, хе-хе, в самый раз!
— Ну, если это ты называешь «серьезно»… вспомни, против кого мы воюем. Любовь пока ещё в подчинении Афродиты, и пока мы не разберемся с её маленьким заговором, лучше воздержаться от… опрометчивых поступков.
— Аид, уйми свою паранойю, — закатил глаза Зевс, — скажи-ка лучше, что за небесное создание стояло рядом с твоей Персефоной и строило мне глазки? Это, случайно, не та прелестная нимфа, из-за которой Гера едва не оторвала мне моё божественное достояние?..
— Случайно та, — сдержанно ответил Подземный Владыка. — Её зовут Минта, это сестра Персефоны по матери. Насчёт отца не знаю, но, судя по всему, либо ты, либо Эрот, либо Приап.
— Ой, как интересно! — воодушевился Зевс.
— Интересно ему, — фыркнул Аид. — Кстати, а почему ты не взял сюда Геру? Она могла бы подкинуть пару интересных идей.
— Э-э-э…
— Её присутствие никогда не мешало тебе ходить по нимфам.
— Да я не об этом, — с досадой отмахнулся от брата Зевс. — Просто это уже не та Гера, которую ты знал и на которой я когда-то женился. Эх, были же времена! Когда мы поженились, я целый век не смотрел на других женщин, мне просто не хотелось никого, кроме нее. А сейчас она полностью зациклилась на мне и моих изменах. Печальное зрелище! Как-то я даже поставил эксперимент — целый год не делил ложе ни с кем, кроме нее, чуть не рехнулся… и что? Что? Нам элементарно было не о чем разговаривать!
Аид предположил, что на Геру плохо повлияло продолжительное руководство семьей и браком, и посоветовал Зевсу поменять их функционалом с Афиной.
— Я обдумаю твоё предложение, — кисло согласился Зевс. Очевидно, ему было тяжело думать о Гере без недовольной гримасы на лице.
***
— Таким образом, мы решили, что будем сидеть и ждать их решающего удара, — мягко, обманчиво-мягко сказал Аид, осторожно касаясь волос Персефоны гребнем из чёрного дерева.
Его голос был шелестящим шелком, ласковым ветром в её волосах, едва заметным касанием. Персефона не хотела вслушиваться в слова — хотела только наслаждаться его голосом, его прикосновениями. Она сидела на скамье в зале для пиршеств, опустив голову на сложенные руки, Владыка расчесывал ей волосы плавными, аккуратными движениями, а рядом ехидничала Макария, у которой, собственно, Аид и забрал этот гребень, дабы та не повыдергивала матери все волосы. Царевна, которая в принципе не очень понимала, как надо расчесывать, чтобы подопытные не сбегали в ужасе, и держала гребень аки орудие убийства, была не против. Персефона даже заподозрила, что это было запланировано с самого начала.
Так или иначе, сейчас царице не хотелось думать об интригах своей неугомонной дочурки. Она мысленно пообещала себе поговорить с Гекатой о том, что Макария как-то слишком сильно обеспокоена личной жизнью своей матери. Гребень это ещё ничего, тут даже, может, и не было никакого умысла, но если вспомнить её многоходовую интригу с участием Адониса, Ареса и Харона, в результате которой Адонис прилюдно высказался, что Афродита нравится ему куда больше, чем Персефона, после чего второй (!) раз погиб от руки Ареса (тот даже отвлекся от своей бесконечной стройки), утратил дарованное ему тело, и удалился на асфоделевые луга в виде тени…
Нет, Персефоне не было жалко Адониса. Совсем не было. Бывший фаворит её совсем не интересовал, однако Макария явно напрашивалась на профилактическую беседу. Но не сейчас. Пока дочь была занята обсуждением стратегии и тактики Зевса, и вообще, вела себя на редкость примерно — сидела и вырезала из дерева какую-то фигурку.
— Как идиоты, — вздохнула Макария. — Сидеть и ждать, как идиоты. Я предлагаю наступать!
Царевна с силой воткнула в стол нож, и Персефона недовольно поморщилась, отрывая голову от сложенных рук. Макария изобразила виноватую улыбочку (на которую, естественно, никто не купился) и вытянула из ножен кривой кинжал ковки Гефеста.
Аид отложил гребень:
— Понимаешь ли, моя дорогая кровожадная дщерь, если бы мы хотели истребить сторонниц Концепции подчистую, то, конечно, начали бы наступление. Но это наши собственные сестры, дочери и племянницы, — Персефона заметила, как он обошел слово «матери», — и мы не хотим вырезать их под корень…
— А я не против кого-нибудь вырезать, — гнула свою линию Макария.
— Ты и так вырезаешь. Кстати, что это такое?
Подземная царевна поставила почти готовую фигурку на стол, отошла на шаг, и, вдохновенно жестикулируя кинжалом, представила Аиду и Персефоне «маленькую деревянную скульптуру «Гермес Психопомп, убегающий от Трехтелой Гекаты»». Царица смерила данную композицию подозрительным взглядом, потом запрокинула голову, чтобы встретиться глазами с Аидом, поймать его строгий, напряженный и даже, пожалуй, слегка ошарашенный взгляд:
— Ты эту хре…. чудесную скульптуру с натуры вырезаешь? — слегка охрипшим голосом вопросил Владыка.