Сын Михайлы Сытинича Василий в этот день свой поход закончил. Прихватив мешок с берестяными письмами из Орешка, собрав трофеи и построив связанных пленных, пятеро новгородцев во главе с юным боярином отправились домой, радовать первой победой горожан. Наказ Любушки был выполнен, и застрельщики похода с лёгким сердцем двинулись в сторону Копорья, на соединение с основными силами Александра. Ополченцы толком и не поняли, для чего они были нужны, но подобное им понравилось.

Сани с огнемётом вновь накрыли брезентом, с лошадки сняли защитные доспехи, и теперь грозное оружие ничем не отличалось от возков шустро двигающейся колонны. Отряд направлялся к Суйде, и первыми санками управлял самый опытный, можно сказать ветеран десятков кампаний, Парамон. Рядом с ним сидел четырнадцатилетний внук, читая бересту от своего отца, нацарапанную в далёкой крепости.

– Батюшка, матушка, поклон вам до земли. Живой и здоровый, а Лёнька соседский – изранен. Добычи взял на две коровы и дюжину гусей. Кормят от пуза. – Внучок посмотрел на деда, мол, может, уже хватит перечитывать?

– Понятно, какой сын у меня? – Парамон гордо посмотрел на шагающих рядом новгородцев своего десятка.

Ополченцы кивнули головами, подсчитывая в уме, сколько добычи выпадет на их долю, если дела пойдут и дальше в таком же духе.

– Отож. Меня во всём слушайтесь. Немца как борова ошмалили. И дальше так будет. – Дедок расправил плечи и подстегнул лошадку, решившую сбавить ход.

– Пёс наш Полкан немца осрамил и теперь всеми любим, – продолжал читать мальчик, аккуратно свёртывая бересту с прочитанным текстом.

– А я и не сомневался. Кто его ещё щенком выхаживал? Правильно, Парамон. Полкаша и на охоте хорош, и добро постеречь может.

Дед принялся размышлять вслух о своем уникальном таланте кинолога. Вспомнил про всех собак в Новгороде, и в итоге выходило, что бояре стояли в очереди, дабы заполучить щенка из его рук.

Так, слово за слово, а новгородская рать отмахала за день тридцать вёрст. Ильич изредка высовывался из возка, смотрел на компас и особые приметы ландшафта, карандашиком отмечал на карте местоположение и снова прятался в уютное купе. Поход был расписан по часам. И основная цель вояжа была отнюдь не разрушение недостроенного замка немцев, с этим Александр управится и сам. Войной управляет экономика. Между озером Хабаловым и речкой Копоркой располагались места, богатые болотной рудой. Местное население даже подать платило крицами. Туда-то и стремилось боярское ополчение. Когда план операции обсуждался с Яковом, было договорено, что часть прибыли от торговли железом пойдёт в скотницу князя, а остальное членам концессии, и деньги были не малые. Почти шесть десятков домниц работали в той области. Это только тех, о которых было известно, а с неучтёнными количество можно было удваивать. В перспективе, мы с Пахомом Ильичом планировали модернизировать способы плавки, а для этого необходимо было установить что-то вроде госзакупки на местном уровне и контролировать с друзьями поставки на «железный рынок» Новгорода. Пусть и ломали эти мероприятия ремесленно-промышленный железнодельный район, но иначе было нельзя. Не просто необходимая мера для наполнения бюджета, а создание зачатков металлургии. А то, что попутно получилось вступить в очередную конфронтацию со Строганом, то так получилось.

* * *

В это время два всадника, не иначе рыцарь с оруженосцем, минуя замёрзшую речку Мшегу, подбирались к Пскову. За ними брела лошадка гнедой масти, понуро волоча неподъёмные сани. Оруженосец вдруг отсёк изящной сабелькой еловую ветку и несколько раз треснул импровизированным веником своего господина по спине, якобы сметая снег с плаща.

– Нюра, прекрати. Неудобно… возничий смотрит, – запротестовал Гюнтер.

– А пусть смотрит, – «оруженосец» подстегнул своего коня и вырвался на три корпуса вперёд, игриво махая веткой. – Гюнтик! Догоняй.

Деваться было некуда, кавалер принял условия игры и дважды ударил пятками в бока коня, пуская его в намет, преодолев разделявшее расстояние до любимой в считанные секунды.

– Ой! И в кого ты такой резвый? – Нюра увернулась от объятий и вновь треснула еловой лапой Гюнтера.

– Так не честно! Зимой не растут цветы, мне нечем ответить.

– Гюнтик, ты мой король. – Девушка позволила себя обнять.

Возничий ехал вслед и улыбался старческой улыбкой, поглядывая на молодых. Так беззаботно можно вести себя только в юном возрасте, когда все проблемы кажутся незначительными, а заботы не стоят и выеденного яйца.

Добравшись до Пскова, путники остановились на постоялом дворе. Одного десятка ливонских брокотеаров[22] хватило на лучшие апартаменты, баню, сытный ужин, корма лошадям и корзины продуктов в дорогу. С утра Гюнтер отправился в кремль, где размещались два брата-рыцаря, фактически получившие псковские земли в своё распоряжение. Фогства ещё не были оформлены в границах, и желание сына императора получить крохотный лён с правом построить скромный домик на одном из островов Чудского озера не вызвало нареканий. Небольшое пожертвование в виде двух «рогатых» шлемов с выгравированным текстом молитвы на фронтальной части дало возможность не только не «писать заявление» о вступлении в Орден, но и ускорило процесс подготовки соответствующих грамот. Спросили для проформы, хотел ли влиться в ряды, и забыли об этом. Документ должен был утвердить епископ, но так как духовное начальство оказалось далеко, а подарки – совсем рядом, то один из трёх экземпляров был отправлен в ящичек для последующей отправки в Дерпт, второй выдан Гюнтеру Штауфену, а последний попал в архив, где и затерялся. На карте сделали пометку, что деревушка в несколько домов напротив острова Городец закреплена за добрым рыцарем, после чего Гюнтер с чистой совестью вернулся на постоялый двор.

Братья-рыцари примерили подарки, обсудили возможность получения дохода с места, где кроме скал и кусочка земли ничего нет, посмеялись над доверчивым швабцем, покрутили пальцем у виска и отправились по своим делам. Несостоявшиеся ляйтеры русских земель даже предположить не могли, насколько важной окажется эта земля через год. И пока Гюнтер занимался бумагами, корчмарь Макар, которого в семье частенько называли Барух, быстро нашёл общий язык с его возничим Федотом. Не говоря о небольшом внешнем сходстве, и тот и другой, в отличие от остальных, имели одну общую тайну. Спустя полчаса непродолжительной беседы, выяснилось: Федот, да не тот[23]. И теперь, возничий, не скрываясь, откликался на имя Натан, а хозяин постоялого двора в свою очередь, на Барух. Оба крещённые в христианскую веру говорили тихо, сетовали на свою судьбу и пообещали помочь друг дружке. И, словно по взмаху волшебной палочки, на следующий день Гюнтер обзавёлся двумя десятками слуг. В основном это были голодающие смерды, чьи угодья разорили оккупанты. Макар мог привести и больше, но кошелёк у Штауфена оказался не резиновый. Скупив необходимый запас продовольствия, пару коров, шесть саней с лошадьми, двадцать кур и десяток коз, переселенцы отбыли к Чудскому озеру.